— Третий вопрос, Крошка. Я не люблю вопросы.
Если я сейчас кину в его рожу грушу, после назову рогатым козлом и побегу, то он меня убьет?
У меня получится вывести его из себя до того гнева, который высосет из меня все силы и окончит мои страдания?
Тянусь к блюду с сочными румяными фруктами. Не хочу я медленно угасать от его поцелуев и извращенных игр.
Пусть разом сожрет или просто свернет шею.
— Козел! — в Айрона летит груша, от которой он уворачивается. — Рогатый козел! Твое место среди парнокопытных и блеющих тварей! В козлятнике!
А после я срываюсь в побег, но выходит это неловко, а внутренности спазмируют глубокой болью от того, что моя попа стискивает пробку, а она уже, такое ощущение, размером с бутылку вина.
— Вот сучка.
Айрон тенью кидается за мной, нагоняет у дверей, которые я успеваю с криками распахнуть, а за ними замерли мрачными истуканами охранники. Никто из них даже вздрогнул от моих воплей о помощи.
— Ты пьяная начинаешь буянить?
Какого черта он смеется?!
Где его ярость, которой он меня пугал?!
Он играючи перекидывает меня через плечо, пинком закрывает двери и заставляет меня заткнуться с распахнутыми глазами, надавив пальцами на основание пробки сквозь тонкую ткань подола.
— Тихо.
— Ты меня должен убить… — сдавленно и сипло шепчу я, с трудом выдыхая.
— Ути-пути, — размашисто шагает. — Сам решу, что с тобой делай. Обойдусь без сопливых советов.
Он меня небрежно кидает на стол. Я взбрыкиваю, а он рывком прижимает меня к скатерти и утробно рычит:
— Лежать.
Давит на грудь и глухо клокочет, как злобная зверюга, чьи глаза разгораются с каждой секундой ярче.
Я обмякаю под его рыком, которое отзывается дрожью в легких, и не могу зажмуриться, чтобы оборвать наш зрительный контакт, в котором я беспомощная мышь перед чудовищем.
— Если ты еще не поняла, то ты и есть мой десерт, — задирает подол платья и похлопывает по лобку. — Вот этот сладенький кусочек.
Меня начинает трясти, а Айрон, прищурившись, резко стискивает мой клитор, вырывая из меня испуганный визг, под которым я выгибаюсь в спине. Меня будто пронизывает от копчика до макушки острая стрела электричества.
— Сейчас рогатый козел тебя накажет, — сдавливает горошинку плоти, и я задыхаюсь от боли и сильной судороги. — И блеять будешь ты.
— Прости…
—Я не расслышал.
— Прости, — хватаю ртом воздух, и по вискам текут слезы.
— Что ты сказала? — Айрон с жестокостью палача разминает в пальцах клитор, который горит огнем.
— Прости… — кричу, — прости! Прости! Я больше не буду!
Разжимает пальцы, и я прячу со всхлипами лицо в ладонях. Какая я жалкая!
— Если вздумаешь еще раз выкинуть подобное, то я тебе твои голосовые связки вырежу, как визгливой псине, — садится на стул. — Ты меня поняла?
Глава 12. Его тень
Айрон рывком подтягивает меня попой к краю и резко раздвигает мои колени. Я всхлипываю в ладони, когда он с легкой развязностью закидывает мою правую ногу к себе на плечо.
Никакого стыда и сомнений.
— Не надо…
“О” растягивается в испуганный и удивленный стон, когда горячие губы Айрона накрывают мое лоно, а затем я замираю и вздрагиваю. Влажный и теплый язык скользит с давлением по складкам к клитору, от которого разбегаются искры и уходят слабым спазмом во внутренности.
Айрон выдыхает и вновь проходит языком. И еще. И еще.
Я опять вздрагиваю на столе не в силах контролировать нарастающие судороги, что рождаются под жадным ртом.
Выдыхаю сдавленный стон, мои пальцы скребут скатерть.
Айрон находит мои руки, впившись в меня губами, и через секунду прижимает мои ладони к рогам.
Под новым грубым движением языка, что, кажется, сдирает с клитора часть нервных окончаний, я под громкий стон стискиваю теплые ребристые рога. Выгибаюсь в спине под судорогой, что простреливает каждые позвонок, и выдыхаю через открытый рот, глядя слепыми глазами в потолок.
Это ласки на грани пыток. Они плавят меня, срезают слой за слоем живую плоть, спицами проходят во внутренности, но я не отталкиваю Айрона.
Я крепче сжимаю его рога, с каждой секундой его язык разгоняет во мне кровь, что проникает в мышцы болезненным напряжением.
Он должен ускориться.
Он должен давить сильнее и жестче.
Я на краю обрыва, в который он должен меня толкнуть.
Мышцы шеи напрягаются, стискиваю зубы до скрежета, и я выдыхаю низкий клекот.
От пят до макушки меня пронизывают волны дрожи, нарастают, но не доходят до пика и не рвут меня на части. Они лишь делают на мне надрезы, но не уходят на глубину и не пробивают.