– А не просто распихать в мешках по чердакам, – сказал Мокриц. – Минуточку… Голем назвал Почтамт гробницей неуслышанных слов.
– И неудивительно, – согласился Пельц. – В старину гевизы и библиотеки нередко нанимали големов, потому что единственные слова, наделенные властью влиять на големов, – это те, что записаны у них в голове. Слова имеют значение. И когда слова превышают критическую массу, они меняют саму ткань вселенной. Было у тебя ощущение, будто тебе что-то мерещится?
– Да! Я был в прошлом! Но при этом я оставался в настоящем.
– Ну да, ну да. Обычное дело, – сказал волшебник. – Переизбыток слов друг рядом с другом может влиять на время и пространство.
– И они разговаривали со мной!
– Я сказал Страже, что письма просят, чтобы их доставили, – объяснял профессор Пельц. – Пока письмо не прочитано, оно не завершено. Письма пойдут на все, чтобы их доставили. Но они не мыслят так, как мы это себе представляем, они не разумны. Они просто тянутся к любому доступному мозгу. Вижу, тебя уже сделали аватаром.
– Я не умею летать.
– Аватар – воплощенное подобие бога, – терпеливо объяснил профессор. – Фуражка с крылышками. Костюмчик золотой.
– Нет, это чистая случайность…
– Уверен?
В комнате повисло молчание.
– До твоего вопроса был уверен, – ответил Мокриц.
– Они не хотят никому причинять боль, господин фон Липвиг, – сказал Пельц. – Им просто нужно дойти до адресата.
– Нам в жизнь не доставить их все, – признался Мокриц. – На это уйдут годы!
– То, что вы вообще начали их разносить, уже хорошо, – сказал профессор Пельц, улыбаясь как врач, который сообщает пациенту, что волноваться не о чем: его болезнь заканчивается смертельным исходом лишь в восьмидесяти семи процентах случаев. – Могу ли я еще чем-нибудь помочь?
Он встал из-за стола, намекая, что у волшебника каждая минута на счету.
– Очень было бы интересно узнать, куда подевались люстры, – сказал Мокриц. – Хотелось бы их вернуть. В качестве символического жеста, так сказать.
– Ничем не могу помочь, а вот профессор Зобб наверняка подскажет. Он посмертный профессор Патологической Библиомантии. Можем заскочить к нему на обратном пути, если хочешь. Он сейчас в Волшебничьем Чулане.
– Почему он посмертный? – поинтересовался Мокриц, когда они вышли в коридор.
– Умер.
– Ясно. Я-то надеялся на метафоричный ответ, – сказал Мокриц.
– Ничего страшного, он решил встретить Ранний Смерть. Очень хорошее предложение.
– А, – ответил Мокриц. В таких ситуациях важно было улучить подходящий момент для побега, но они шли лабиринтами темных коридоров, а это не то место, где хочется потеряться. А то вдруг что-нибудь тебя найдет.
Они подошли к двери, за которой слышались приглушенные голоса и время от времени доносился звон стекла. Шум прекратился, как только профессор распахнул дверь, и было совершенно непонятно, откуда шел звук. Это был самый настоящий чулан, в котором не было людей. Только полки вдоль стен и баночки на них. В каждой баночке сидело по волшебнику.
Вот сейчас был бы отличный момент для побега, пронеслось у Мокрица в голове, когда Пельц снял с полки одну банку, открутил крышку и пошарил в ней в поисках миниатюрного волшебника.
– О, это не он, – весело сказал профессор, заметив выражение лица Мокрица. – Экономка разложила по банкам вязаные куколки, чтобы повара не забывали, что эти банки нельзя ни подо что использовать. Был тут у нас инцидент с арахисовым маслом. Я просто достану это отсюда, чтобы было лучше слышно.
– Тогда… где же профессор?
– В банке и есть… смотря что считать за «есть», – ответил профессор Пельц. – Очень сложно объяснить это обывателю. Он мертв… смотря…
– Смотря что считать за смерть? – угадал Мокриц.
– Совершенно верно! И он может вернуться по предварительному уведомлению. Многие волшебники старшего возраста предпочитают такой вариант. Говорят, отлично отдыхается. Совсем как отпуск, только дольше.
– И куда они попадают?
– Никто толком не знает, но если прислушаться, слышен звон посуды, – сказал Пельц и поднес банку к губам.
– Профессор Зобб, можно тебя? Не помнишь ли ты случайно, что случилось с люстрами на Почтамте?