– Ты хочешь сказать, моя жизнь вне опасности?
Стукпостук скорчил задумчивую мину и уставился на секунду в потолок.
– Хм… да. Я думаю, это вполне возможно, – сказал он.
– И я сохраню все мои конечности? И доступ к кислороду?
– Все это весьма вероятно, господин фон Липвиг. Теперь можешь проходить.
Мокриц на цыпочках вошел в кабинет патриция.
Лорд Витинари был скрыт за «Правдой», и только руки виднелись по обе стороны газеты. Мокриц в оцепенении перечитал заголовки.
Это был основной репортаж. Сбоку была опубликована статья поменьше, которая тем не менее обращала на себя внимание, под заголовком:
…а в самом низу, увесистым шрифтом, чтобы подчеркнуть легковесный характер текста, под заголовком:
…была дюжина историй о том, что происходило, когда люди получали свою древнюю почту. Были там и потасовки, перетекшие в волнения, был господин Паркер со своей невестой, были и многие другие. Почта внесла небольшие коррективы в непримечательные жизни этих людей. Они как будто прорубили окно в историю и увидели, что могло бы быть.
Это занимало всю первую полосу, не считая заметки о «загадочном убийце», который избил до смерти какого-то банкира в его собственном доме. Стража была озадачена, говорилось в заметке. Это немного приподняло Мокрицу настроение. Уж если их пресловутый вервольф не может выйти на след преступника, может, и Мокрицу удастся улизнуть, когда придет время. Смекалка лучше нюха.
Лорд Витинари не замечал Мокрица, и тот задумался, что будет, если вежливо кашлянуть.
В этот момент газета зашуршала.
– В колонке «Грамота» пишут, – раздался голос патриция, – что выражение «засунь это себе в джемпер» восходит к древней эфебской пословице, насчитывающей как минимум две тысячи лет – то есть возникшей задолго до джемперов, но, вероятно, позже процедуры засовывания, – он согнул газету и посмотрел на Мокрица поверх страниц. – Не уверен, следишь ли ты за этой любопытнейшей этимологической дискуссией.
– Нет, милорд, – сказал Мокриц. – Смею напомнить, что последние полтора месяца я провел в камере смертников.
Патриций отложил газету, сцепил пальцы домиком и посмотрел на Мокрица поверх них.
– Ах да. Совершенно верно. Так, так, так.
– Послушайте, мне очень жаль… – начал Мокриц.
– В любой конец света? Даже богам? Наших почтальонов так просто не сломить? Против истории не попрешь? Очень впечатляюще, господин фон Липвиг. Ты навел немало шороху, – сказал Витинари с улыбкой, – как сказала кошка мышке, поймав ее под лавкой.
– Я не говорил именно этих…
– Насколько мне известно, госпожа Резник всегда пишет именно то, что ей говорят, – заметил Витинари. – Ужасное качество для журналиста. Портит все веселье. Ты подсознательно чувствуешь, что тебя где-то провели. Как я понимаю, ты теперь торгуешь векселями, ко всему прочему?
– Какими векселями?
– Марками, господин фон Липвиг. Долговое обязательство доставить по назначению почту стоимостью в один пенни. Обязательство, которое должно быть исполнено. Подойди сюда, взгляни на это, – он встал из-за стола, подошел к окну и поманил Мокрица пальцем. – Подойди, господин фон Липвиг.
Опасаясь быть выброшенным на мостовую, Мокриц все же подошел.
– Видишь высокую клик-башню, там, на Тумпе? – спросил Витинари и указал пальцем. – За все утро ни одного сообщения по Магистрали. Какие-то проблемы в башне на равнинах. Сто Лат не принимает и не передает сообщений. А теперь посмотри вниз.
Мокриц не сразу сообразил, на что смотрит, но…
– Очередь к Почтамту? – удивился он.
– Да, господин фон Липвиг, – сказал Витинари с мрачным ликованием. – За марками, которые им разрекламировали. У жителей Анк-Морпорка чутье на, скажем так, увеселения. Иди работай, господин фон Липвиг. Уверен, тебя переполняют новые идеи. Не позволяй мне тебя задерживать.
Лорд Витинари сел за стол и взял в руки газету.