Он снова позвонил.
- А ты упорный, - ответили сразу же.
- Это полиция?
- И глупый.
Трубку бросили. Он попробовал позвонить еще раз, но безуспешно; попытался связаться со скорой - ничего, аварийная, газовщики - гудки. Прошелся по всему списку контактов - молчание. Будто вымерли все.
Голова болела. Он выпил обезболивающего со снотворным и решил не думать ни о чем, трусливо сбежав от страха.
***
Наутро ему стало ещё хуже: боль переползла с головы на шею, затекшие плечи едва шевелились, а отражение в зеркале строило гнусные рожи.
Телефон заиграл бодрый марш, на экране высветился странный номер из цифр и знаков. Разве такие бывают - мелькнуло недоумение, но исчезло, когда он услышал странные слова:
- Уходи. Они скоро придут.
- Кто? Кто это? - заволновался он, выглянул в окно, будто там, внизу, уже стояли неизвестные "они".
- Мокрицы.
- Насекомые? А причём тут они?
- Уходи.
Или мир свихнулся, или он. Других вариантов попросту не существует - не принимать же всерьёз бред телефонного маньяка. Хотя вчерашний разговор и был грубым, но его могло объяснить плохое настроение дежурного или его же чувство юмора. Нет, это просто осень, пора сумасшедших, время, когда всяческие психи страдают обострениями и приступами. Вчера на него напали, сегодня позвонили... Наверное, чем-то он притягивает безумцев. Вот и не дают ему покоя, бросаются и на улицах, и...
В дверь позвонили, затем, не выждав ни секунды, забарабанили кулаком. Настойчиво, даже с какой-то злостью стучали, звонили и снова стучали. Он замер, не зная, что предпринять. В висках надоедливо забухала кровь, попадая в такт ударам, заныло испуганно сердце.
- Кто там? - голос сорвался, завершив вопрос писком.
Трезвон смолк. Удары тоже прекратились. Он бочком подобрался к двери, заглянул в глазок. Пусто. А вдруг неизвестный прячется за углом? Выжидает, пока он откроет дверь, а потом ворвется и...
- Бред, - сердито сказал он в пустоту. - Нет там никого.
И злясь на самого себя за липкий, навязчивый страх, он защелкал замками, снял цепочку и, не давая себе ни шанса, распахнул дверь. На площадке красовался только старый коврик.
***
К вечеру он понял, что заболел. От жара ему чудились шепотки, неразборчивые, краем уха услышанные; тянуло кости, заставляя представлять, как они трещат и щелкают, ломаясь; мелькали тени, размытые и неясные, стоило сосредочить на них взгляд, как они пропадали.
Он ничего не ел, только пил обжигающий чай вприкуску с таблетками и снова пытался связаться со всеми подряд. Так и уснул с телефоном у щеки, а проснулся от звонка.
- Ну чё, тварь, готов? - ехидно спросили где-то в гулкой пустоте. Загуляло эхо.
- Что? - он взглянул на экран - номер скрыт. - Ваши шутки мне не интересны, прекратите сюда звонить! - И первым нажал отбой.
Вчерашний страх сменился злостью. Он же и придал ему сил, чтоб собраться с духом, одеться и пойти к участковому, жившему неподалёку.
На улице все так же лило, а он без зонта. Влажное пальто попахивало псиной, шарф колол опухшую щеку, в ботинках хлюпало. Мерзость.
В тесном закутке - на двери красовалась табличка "Опорный пункт" - не было никого. На стук из соседнего кабинета выглянул бородатый, заспанный слесарь, хрипло рявкнул:
- Нет его, заболел!
- Давно?
- Давно, дня три уже.
Пришлось возвращаться ни с чем, да и пыл уже поугас, сменился отупляющим равнодушием. Что бы он сказал участковому, будь тот на месте? Что его преследуют звонками хулиганы? Угрожают, стучатся в дверь и исчезают, а позавчера даже камнями швырялись. Участковый бы записал всё, а потом отложил лист с заявлением подальше и забыл бы. Не стоило и приходить, только зря вымок.
Дом встретил его распахнутой настежь дверью и варварски изрезанной мебелью. Кто-то изрядно потрудился, громя и круша все, что подвернулось под руку. Посуда разбита, одежда разорвана, даже из книг выдраны страницы. За каких-то полчаса его крепость превратилась в руины. У него даже не было сил на какую-либо реакцию - он сел на диван, облитый шампунем, откинулся на спинку и уснул.
***
Кто-то кашлял. Долго, настойчиво перхал на одной ноте, раздражал неимоверно. Ему хотелось крикнуть, заставить замолчать, но он не мог пошевелиться, даже глаза открыть невозможно было из-за слабости. Он словно увяз в смоле: тщился вырваться из тяжёлого сна, но все напрасно.
- Очнулся... Хорош давиться! - Кто-то сдавленно хрюкнул. - Новенький, жрать хочешь?
Лицо обожгло холодом - он распахнул глаза, уставившись в лицо говорившего. Сначала он решил, что зрение окончательно сдалось, оставив его полуслепым, а потом понял, что у крепкого, коренастого мужчины, одетого в яркую рубаху и шорты не по сезону, нет лица. Вернее, оно было, но какое-то смазанное, нечёткое - словно расплавившееся. Никаких впадин или возвышенностей, никакого рельефа, только плоские, словно нарисованные, глаза, дырочки ноздрей и рот.