— Эй, пацаны, — послышался откуда-то издалека чей-то голос, — Заканчивайте.
— Чего? Дуй отсюда! Тоже хочешь?
— Да бросьте, пацаны, зачем вы так?
Удары прекратились, и Глен, застонав, попытался приподняться, но его пинком в спину вернули на землю.
— Хватит, поиграли и будя.
— Напросился, жиртрест! — крикнул Глюк.
— Бей его! — заорал ушастый Сергей, который не уставал повторять одно и то же.
Глен отполз в сторону. Воспользовавшись суматохой, он хотел скрыться. Внимание шоблы переключилось на высокого, казавшегося толстым и неуклюжим бородатого парня, который, несмотря на свои габариты, не представлял, казалось, большой опасности. Вокруг него начало сжиматься кольцо.
Первым получил удар Глюк. Рука бородача описала крутую дугу и обрушилась на его голову. Глюк взвыл и как подкошенный рухнул на землю, скорчившись от боли. Лопоухий ударил бородача палкой по спине. Тут же в разные стороны полетели и палка, и лопоухий. Удар ногой, направленный в промежность бородача, тоже пришелся мимо цели. Бородатый сгреб третьего нападавшего в охапку так, что у того лязгнули зубы, и с силой отшвырнул в сторону.
— Ты чего, жиртрест? — заскулил сидящий на земле Глюк.
— Я вас сейчас всех урою. — Бородач подобрал палку, пнул ногой одного из лежащих на земле хулиганов. И застыл с решительным видом.
Шобла начала приходить в себя и расползаться. Те, кто мог, припустились наутек. Глюк еле передвигал ноги и походил на битого под Полтавой шведа.
— Еще увижу — братскую могилу заказывайте! — пригрозил им вслед бородач.
— Ничего, мы тебе перо в бок вставим! — крикнул с почтительного расстояния Глюк и тут же растворился во тьме. Бородач подошел к Глену, тот уже стоял, прислонившись к забору. Челюсть у него болела, нос распух.
— Здорово они тебя, — сказал бородач.
— Ничего, пройдет.
— Вот мерзавцы, совсем распустились.
Он щелкнул зажигалкой, чтобы лучше рассмотреть спасенного.
— Глен, ты?
— Я. Здорово, Гена.
— Ничего себе, вот так свиделись.
— Свиделись.
— Ты неважно выглядишь… Слушай, Глен, пошли ко мне, приведешь себя в порядок, умоешься. Посидим, поговорим за жисть.
— Пошли.
Гена Брендюгин жил неподалеку от Глена. Так уж получилось, что после того рокового года они ни разу не виделись. Случается — живешь в соседних дворах и годами не встречаешься, хотя ходишь по одним улицам. А вот однажды Глен встретил в Москве человека, с которым в Коми спал на соседних нарах. И жил тот в Самаре. Его Величество случай.
В школе Глен с Брендюгиным считались приятелями. Брендюгин был флегматичным увальнем, привыкшим жить чужим умом. Он по-своему любил энергичного, острого на язык Глена, способного на самые необузданные поступки. Поступки эти, бывало, ставили на уши всю школу и делали его весьма заметной фигурой. Глен же тянулся к Брендюгину из-за его огромной физической силы. Тот был, пожалуй, самым сильным человеком в школе и не раз выручал Глена.
В десятом классе Брендюгин с головой ушел в спорт. Начал ездить по соревнованиям, делал успехи, и Глен потерял влияние на него. Что было с ним потом — Глену неизвестно. Его собственная жизнь полетела кувырком, тут уж ни до чего. Доходили слухи, что Брендюгин стал мастером спорта по самому подходящему для него виду — метанию молота, якобы даже оказался в сборной России.
— Подбери пакет, — сказал Глен. — Там бутылка «Амаретто». Может, цела.
Бутылка действительно не разбилась.
В подъезде воняло какой-то химией, все стены были расписаны непристойностями, кнопки в лифте почернели от копоти — кто-то упорно жег их. В общем, подъезд дома, где жил Брендюгин, до боли был похож на подъезд Глена и на тысячи других подъездов в городе. Почему-то именно в последние годы страсть к настенной живописи и превращению мест своего обитания в свинарник с необычной силой охватила народные массы. Зато дверь в квартиру Геннадия была новенькая, металлическая, стоящая не меньше полутора сотен долларов. Значит, решил Глен, дела у школьного приятеля идут неплохо.
— Воров боишься? — спросил Глен.
— Жанна поставила. Жена.
— Она дома?
— Дома, — хмуро кивнул Брендюгин. — Только не у меня.
Повозившись, он открыл дверь. Они вошли в квартиру.
— А родичи где?
— В деревне. Дом купили — теперь там безвылазно. У матери хозяйство, куры да гуси. У отца — самогонный аппарат. Довольны.
— И ты, наверное, доволен. У тебя здесь хата пустая.
В квартире было уютно. На ней лежала печать домовитого хозяина с умелыми руками. Все чисто, отремонтировано. Двери не скрипят, краны не протекают. Глен был тут лет девять назад. Мебель была та же, за исключением кресел, дивана и журнального столика. Появилась и электронная всячина: видик, корейский телевизор, музыкальный центр, игра «Денди».