— Нет.
— Тогда умрешь ты! — Командир, покачиваясь, поднял пистолет и прицелился в Андрея.
У Андрея было три возможности: умереть, убить командира и тоже умереть или убить пленного. Он выбрал третье.
Потом ему долго снился тот азербайджанец. Он смотрел прямо в глаза Андрею и шептал под нос какие-то молитвы. По щекам его текли слезы, они переливались в лучах фонарей… С каждым месяцем, однако, он являлся во снах все реже и реже. Потом в жизни Андрея было еще много такого, что может присниться в ночных кошмарах, и снилось. Но все же страшнее этого, первого, сна не было.
Видел Андрей, что такое разоренные деревни, мертвые женщины, прижавшие к груди мертвых детей. Знал, что такое мародерство и разбой. Знал, как мало стоит человеческая жизнь. Он жил в полусне. Но однажды он будто проснулся. И решил — хватит. Он ушел. Дезертировал во второй раз. Прыгнул в неизвестность…
Если бы он попал в руки азербайджанцев, то в живых бы не остался — никто не стал бы церемониться с армянским наемником. Но он наткнулся на русскую боевую колонну. Потом он долго рассказывал особистам и работникам военной прокуратуры в Ростове, куда его прикомандировали к войсковой части, о своих странствиях. Естественно, у него хватило ума не распространяться о своих подвигах на полях брани и о том, что он ушел из части, боясь уголовной ответственности за хищение оружия. Оказалось, что о пропаже того злосчастного автомата никому не известно, потому что склады эти давно в руках армян. Тут еще вышел указ президента об амнистии лицам, уклонившимся от воинской службы, которые явились с повинной добровольно. Так как Андрей относился именно к таковым, то, дослужив четыре месяца без особых хлопот в полку, где на одного офицера приходилось два солдата, он уволился в запас.
В чужой город вернулся чужой человек. Этот город теперь напоминал ему театральную декорацию. Декорацию в театре марионеток, движимых невидимым кукловодом. Ему здесь не нравилось. Он понял, что все чувства — радость, страх, огорчение, боль — оставлены там, в покрытых чахлой растительностью каменистых горах. А главное, там осталась его ненависть. Он ненавидел воюющие стороны, бедные селения, крики женщин, оплакивающих убитых… Но вместе с тем там он — жил. Жил черной энергией войны. А не был, как сейчас, обычной марионеткой в никчемном городе с его мелкими страстями, убогими радостями. Да, город полон своих страхов, своей боли, здесь тоже есть насилие, борьба. Но не то. Не то… Это все страсти марионеток. Кукол.
Через полгода после увольнения в запас его вызвали в военкомат. Он очутился в кабинете суетливого майора с бегающими глазами, который напоминал вора-карманника, только что сорвавшего куш и высматривающего, куда бы улизнуть. В том же кабинете сидел солидный азербайджанец в кожаном плаще. Выяснилось, что ведется вербовка в азербайджанскую армию. И что азербайджанские доблестные вооруженные силы хотят видеть его, Андрея Барабанова, в своих рядах. Условия предлагались далеко не сказочные, но вместе с тем и не плохие. Вообще-то все было рассчитано на дураков, романтиков и нищих. И на таких, как Андрей. Он согласился.
Воевал он не за деньги. Не из жажды крови или самоутверждения. Не потому, что обожал Азербайджан и не любил Армению, — по нему, провались они хоть в тартарары, всем бы только лучше было. Он просто хотел вдохнуть вновь воздух войны.
И надышался он им сполна…
Андрей видел в действующих частях бывших рабочих, крестьян, студентов… Почти никому не хотелось воевать, гибнуть. Азербайджанская полиция и армейские власти делали масштабные облавы, чтобы загнать людей под ружье. Одного из парней, с которым служил Андрей, загребли прямо на автовокзале в Баку, куда он приехал из района к родственникам. Его тут же обрядили в военную форму и послали на передовую.
Молодежь толпами двинула из Азербайджана в Россию, чтобы избежать призыва. Бывало, в армии вечерами все вспоминали, как хорошо и спокойно жилось в СССР. Большинство азербайджанцев, за исключением фанатиков (они у всех одинаковые и готовы идти на смерть ради победы своего дела), воевать не хотели. Ходили слухи о том, что командование сдавало селения и целые города врагу за взятки. Особенно грандиозных масштабов такой торг достиг при президенте Эльчибее. Надо отдать должное долгое время проспавшему на печи и наконец вернувшемуся на политическую арену бывшему первому секретарю ЦК партии Азербайджана Гейдару Алиеву — при нем порядка стало больше.
Самое странное в этой войне заключалось в том, что лучше всего воевали друг против друга русские парни: бывшие офицеры и солдаты, специалисты в своей области — механики-водители, снайперы. Бывало, в одном бою руководили противоборствующими подразделениями офицеры, учившиеся в одном взводе военного училища. Когда Андрей ловил на мушку фигуру, он не знал, кого может настигнуть его пуля — может, такого же, как он. Впрочем, волновало это его мало. На войне как на войне.