Я удивился.
– Несколько недель.
– Ты не надумал бросить ее?
– Нет, – ответил я, гадая, куда он клонит.
– А кто жил у тебя до нее? – поинтересовался Граймс.
– А в чем дело?
– Я первый спросил, – сказал он. – Отвечай.
Я страшно смутился, мне понадобилась целая минута, чтобы вспомнить имя той девицы. Она была грудастой блондинкой и выглядела на миллион, хотя в койке едва тянула на пятнадцать центов. Черт, как же ее звали? Наконец я вспомнил.
– Анита Мерривелл, танцовщица из «Ла Копла».
– А до нее?
– Почем мне знать? Думаете, я веду картотеку?
Все эти расспросы казались мне совершенно бессмысленными. Я никак не мог понять, что происходит, а когда я не в состоянии понять, что происходит, я начинаю нервничать. Я машинально сунул руку в карман и достал сигареты, но Граймс тотчас выхватил у меня пачку.
– Можно я закурю? – спросил он.
– Да.
– Я, конечно, понимаю, что ты шутишь, – сказал Граймс. Он извлек из пачки сигарету, потом вытащил еще три. – Это про запас.
Ты ведь не возражаешь, правда?
– Правда, – откликнулся я.
Подошел еще один легавый.
– Я бы тоже с удовольствием курнул на халяву, – сказал он.
– Пожалуйста, – ответил Граймс. – Клей не возражает. – Он протянул легавому пачку, тот достал оттуда четыре сигареты, после чего смял пачку и бросил ее в угол.
Граймс улыбнулся мне.
– Извини, Клей, – проговорил он. – Кажется, курево кончилось, тебе не хватило.
– Ничего, я уже несколько недель пытаюсь бросить курить, – ответил я.
Он зажег одну из моих сигарет и выпустил струю дыма мне в лицо.
Остальные двое тоже устроили перекур, один из них, кажется, даже затягивался. Комната была маленькая, а окна – закрыты. Скоро тут будет не продохнуть от табачного дыма.
– Что ж, начнем сызнова, – предложил Граймс. – Ты собирался рассказать мне, с кем путался до Аниты Мерривелл.
– Я забыл, – ответил я. – Всех забыл. Ни одного проклятущего имени не помню.
– Очень жаль, – сказал Граймс. – Прекрасные воспоминания исчезли без следа.
– Да, – согласился я. – Плохо дело.
– Ладно, тогда пойдем дальше, – решил Граймс. – Как ты думаешь, кто будет следующей? После этой, как бишь ее?
– Анита Мерривелл.
– Нет, нет, я имею в виду эту, новую.
– Я не называл ее имени.
– Так назови.
– Элла.
– А дальше?
– Элла Синдерс.
– А ты умник, – заметил один из легавых.
– Играю свою роль.
– Ну ладно, – сказал Граймс. – Так кто, по-твоему, будет следующей?
После Эллы?
– Не знаю, – ответил я. – Еще не думал об этом.
– Как насчет Бетти? – спросил Граймс – Не она ли станет следующей? Или она – одна из прежних?
Я просто сидел и глазел на него Бетти? Кто такая эта Бетти?
– Не знаю я никакой Бетти, – сказал я.
– Еще как знаешь.
Я попытался сообразить. Бетти. Бетти Бенсон? Бывшая соседка Мэвис Сент-Пол? Граймс не мог говорить о ней. Бетти не способна заинтересовать легавых. Но если я спрошу его о ней, наш разговор пойдет по другому руслу, и мне это вряд ли так уж понравится.
Если, конечно, Бетти Бенсон по какой-то причине не навела на меня легавых. Может, что-то заподозрила после моего ухода? Позвонила в полицию, описала мою наружность и сказала, что я упоминал имя Граймс. Такая возможность существовала, и она была весьма неприятна.
– А как фамилия этой Бетти? – спросил я.
– Ты что, знаешь много разных Бетти?
– Ни одной.
– Ну, ну, Клей, – подал голос один из легавых. – Хватит паясничать. Мы знаем, что сегодня ты ездил к ней. Твои отпечатки остались по всей квартире На кофейной чашке и других вещах.
Итак, речь идет о Бетти Бенсон.
– Кажется, вы говорили, что это не имеет никакого отношения к Билли-Билли, – сказал я.
Настала их очередь удивляться, и я понял, что на этот раз зря открыл рот. Не будь я таким усталым, этого не случилось бы. Прежде им не приходило в голову, что тут есть связь, и теперь изумленное выражение на их физиономиях сменилось довольной миной. Они решили, что поймали меня, а я так до сих пор и не понял, на чем попался.
Один из легавых щелкнул пальцами.
– Бетти Бенсон! – воскликнул он. – Это же бывшая соседка Мэвис Сент-Пол!
– Так, так, – проговорил Граймс и с улыбкой взглянул на меня. – Стало быть, вы не укрывали Билли-Билли Кэнтела, верно? Ты не знаешь, где он, верно? И если встретишь его, то сдашь в полицию, верно?
– Она что-то знала, – сказал один из легавых. Он уже не на шутку возбудился. – Она что-то знала, может быть, видела Кэнтела, и он пошел к ней, чтобы подкупить. – Легавый взглянул на меня. – Верно? Она могла изрядно подгадить Кэнтелу, и ты пошел к ней с деньгами, чтобы купить ее молчание, не так ли?
– У вас не все в порядке с головой, – сказал я ему. – Как можно было еще больше подгадить Кэнтелу? У вас уже есть все, что нужно. Вы можете осудить его шесть раз на основании тех улик, которыми уже располагаете.
– Тогда что ты там делал? – спросил Граймс.
– Я забыл, – ответил я и посвятил секунду своего времени размышлениям о том, когда же Клэнси вытащит меня отсюда. Следующая секунда ушла на раздумья о том, когда Клэнси разыщет меня. Граймс хотел повесить на меня дело, но, должно быть, он понимал, что пока не готов. Граймс еще многого не знал и будет держать меня здесь, подальше от Клэнси, до тех пор, пока не выяснит все, что ему нужно. А поскольку сейчас я чист, как никогда, это означало, что я могу застрять здесь на веки вечные.
– Ну, ну. Клей, – обратился ко мне Граймс. – Рано или поздно все равно ведь расскажешь. Так почему бы тебе не облегчить жизнь всем нам и не рассказать рано, а не поздно?
– Я все еще не понимаю, о чем должен рассказывать, – заявил я. – И по-прежнему не знаю, за что вы меня загребли.
– Почему бы не рассказать о Бетти Бенсон? Глядишь, и догадаешься, за что тебя повязали.
Один легавый зашел ко мне за спину и налил себе воды. Холодильник опять забулькал, и я подумал, что комната слишком маленькая, слишком душная, и слишком быстро наполняется табачной вонью, а кондиционера тут нет. Я облизал губы. Мне уже очень хотелось пить. И почему, черт возьми, все это происходит в августе а не в декабре?
– Ну-с, Клей? – поторопил меня Граймс.
– Что ну-с?
– Сегодня ты ходил к Бетти Бенсон, не так ли?
– Надо полагать, она уже сообщила вам об этом, – ответил я. – Ну и что?
– Зачем ты туда отправился?
– Забыл.
– Во сколько ты к ней пришел?
– Не знаю. Приблизительно в половине четвертого.
– А ушел?
– Где-то около четырех.
– Значит, ты пробыл там полчаса, верно?
– Примерно. Минут двадцать-тридцать.
– И ушел в четыре, верно?
– Около того.
– Хорошо, – рассудил Граймс. – Это сойдет за признание. Или, может, ты хочешь и признаться тоже? Нам это не очень нужно, хотя признание и упростило бы дело.
– Признание в чем? Что я такое сделал, по-вашему? – спросил я, вспоминая и раздумывая, что могло случиться. Бетти Бенсон пригрозила мне звонком в полицию, когда я сунулся к ней, но потом все, похоже, наладилось.
Кроме того, вряд ли происходящее сейчас стало итогом простого заявления типа: «Он вломился ко мне в квартиру».
– Пошли, оформим арест, – сказал Граймс. – Посидишь у нас немного.
– Слушайте, может, все-таки скажете мне, какого черта вам надо? В чем меня обвиняют?
– Можешь заглянуть мне через плечо и прочитать, – ответил Граймс. Пошли, малыш, кончились твои скитания.
Вчетвером мы подошли к конторке дежурного, и он оформил мой арест по подозрению в убийстве. Имя жертвы – Бетти Бенсон, время смерти приблизительно четыре часа пополудни. Пока я усваивал все эти сведения, меня увели прочь и заперли в маленькую одиночную камеру.
Глава 10
Вы можете подумать, что в самом большом и современном городе на свете даже кутузка какая-нибудь особенная: хромированные решетки, голливудские кровати вместо нар, телевизоры в каждой камере, охранники в космических шлемах. Однако вынужден с прискорбием признаться, что нью-йоркская городская тюряга не заражена гордыней и не желает идти в ногу со временем. Решетки тут старые, толстые, черные и шершавые на ощупь, а все остальное сделано из листового металла и похоже на трюм линейного корабля, выкрашенный в ярко-желтый цвет. Стальной пол, стальной потолок, стальные стены, подвешенный на цепях стальной брус, который, по задумке какого-то шутника из городского совета, должен был служить узнику ложем. Да еще все вокруг лязгает. Где-то в другом конце коридора открывается дверь, и все металлические детали вокруг начинают лязгать, как будто судья Артур Ранк колотит в свой гонг у вас над ухом.