— Ален!
Аниматор оборачивается, на ходу натягивая маску внимания и опуская часики в прежнее убежище.
— Ален, — указательный палец «хозяина» приходится на закругление грудной клетки аниматора, — напоминаю: личные контакты — вне работы.
Ален хотел было издать бравый клич американского вояки «Yes, ser!», сведя каблуки и отдав честь по всей форме. Но поразмыслив, решил, что не время демонстрировать знание голливудской продукции. И вообще Америка сейчас не в чести, а потому стоит обойтись своим, арабским. Ален задрал ладонь, отдавая воображаемую честь, и… выдал вариант, который профессор Садовой перевёл бы на русскую фонетику примерно так:
— С-с-лус-с-с-сь, бос-с-с!
Абдель, пряча усмешку, тычет подчинённого в пупок — крохотное яичко, примостившееся в чёрной поросли живота. Аниматор, поменявший мусульманское Ахмед на европейское Ален, привёл его в раздражение. Острый глаз менеджера углядел-таки Ритины часики. Однако ему хватает выдержки не акцентировать на этом внимание. Тем не менее осадок от встречи остаётся. В этом крепыше с кривоватыми ногами и маслянистыми зрачками есть нечто, что могут уловить только женщины. На любом расстоянии. При любой видимости. Даже во время пыльной бури.
«Экий у тебя нюх, хозяин, — провожает босса взглядом Ален. — Но и ты не без греха…»
И улыбка Ритиного коллеги превращается в волчий оскал, который он благоразумно обращает на поросшие чёрными щёточками пальцы собственных ног.
Глава 3
Немой крик
— Ты полагаешь, это серьёзно?
— Правая рука с загнутым большим пальцем — приветственный жест запрещённых в Египте «Братьев-мусульман».
— Или чья-то шутка. В духе этой пятницы… Хэ-хэ… Хунвэйбин…
— Хэллоуин, — поправляет профессор и оставляет эту версию без внимания. Появление «чёрных рук» фиксировалось и до дня всех святых. К тому же вероятность того, что аниматоры станут обыгрывать будоражившую египетское общество тему «Братьев-мусульман», ничтожна мала. Даже если Рита, не сведущая в хитросплетениях политики, попала впросак, то Ален не имел права на политическое невежество — одним фактом рождения на Ближнем Востоке.
А вездесущий менеджер явно нервничает. Но обращался ли он в полицию? Впрочем, это дело скорее в ведении спецслужб.
— А если они проникли на территорию отеля? — Павел Петрович первым нарушает молчание.
— Каким образом?
— Сделать это не так уж сложно. Это я тебе как бывший помощник посла по вопросам безопасности…
Павел Петрович снимает шлем-панаму и задумчиво касается макушки. Он начал терять волосы в Афганистане: появилась плешь, напоминающая тонзуру католического священника. Захват ею площади продолжился и по возвращении домой. С той поры и взялась привычка время от времени проводить ладонью по черепу, будто убеждаясь, что ничего не изменилось.
— Не стоит игнорировать и другое, — он снова заговаривает первым, — открытая ладонь со сложенным большим пальцем — символ одной из националистических организаций на твоей родине.
Он намеренно избегает словосочетания «на Украине».
— Если ты имеешь в виду «Свободу», то у них загнут мизинец! — Садовой медлит, раздумывая, и добавляет: — К тому же, я единственный украинец в отеле.
— А ты не находишь, что образ галичанского «дiда», ненавидящего «москалiв» и поливающего машинным маслом кусты, под которым схоронен бандеровский пулемёт, трансформировался в…
И мужчины пускаются в дебаты, вновь подвергая свою дружбу опасности.
Она смыкает веки. Под ними вспыхивает экран, на котором кружится яркая юбка. Исполнитель «Тануры» неизменно погружал её в транс.
Как это похоже на танец странствующих философов-дервишей! Что толковали о них два друга в баре? По уверениям того, кто напоминает Тургенева, в суфизме получило хождение мнение: Бог — един. И всё вокруг — Бог!
Но поразмыслить над этим ей мешает бабушкино веретено. Это в него превратилась вращающаяся трапеция юбки танцовщика. Выточенное из дерева. Оттянутое к верхнему заострённому концу. Старинное веретено набирает обороты. И на глазах трансформируется в Млечный путь. Его «разлитое молоко» принимает форму балетной пачки. И начинается бесконечное фуэте. От него ломит в надбровных дугах.
Женщина открывает глаза. Сон бежит от неё. И вот досада: верное средство от тягостных дум упаковано в чемодан. К счастью, цитаты из работ гуру русская последовательница Экхарта Толле знает наизусть.