Он вглядывается в лунное отражение. И в следующую секунду сознание взрывается догадка: перед ним светлыми бликами переливается лицо. Той самой соседской старушки. Казалось, мозг вот-вот разнесёт вдребезги черепную коробку. Но не от испуга. Скорее от возбуждения.
И здесь — хвала Спасителю! — слуха коснулся женский голос. белозерцев вышел из ступора. А сопрано меж тем напевало:
«Дорогая мамина девочка! Час колыбельной пришёл».
Пела итальянка, прибывшая на днях с мужем и двумя детьми. Да, та самая, чей старший сын напомнил Садовому покойного полковника Каддафи. В юности.
… Он не решился окликнуть сеньору.
Шаги удалялись. А с ними и песня.
Вопреки тому, что Павел Петрович не понимал слов, энергичные наступательные звуки закружились хороводом и увлекли за собой.
«Спи, моя малышка! Какая луна около тебя!»
Он двинулся за мелодией, как ребёнок за дудочкой сказочного крысолова. А итальянская «мадре» продолжала напевать. Сочный тембр заглушал шуршание колёс детской коляски. А потом всё смолкло. Наступившая тишина напомнила об одиночестве той, которую он оставил под водой и от которой пытался улизнуть. Его посетила безрассудная надежда, что утопленница исчезнет сама собой. А может, это уже произошло? И он двинулся обратно. Чтобы удостовериться…
Он медленно приближался к светящемуся голубизной прямоугольнику. Ничего не видать. Может, лицо под водой — всего лишь муляж? Продолжение этого… как его там… Хэ-хэ-уина? Ведь намекала же девушка-аниматор!
Эта мысль настолько ободрила, что он упёрся в бортик голенью — и не ощутил, как кромка зубилом впилась в берцовую кость.
…Она плавает у выложенной плитками стены.
Лицо колеблется, переливается, отступает в глубь.
Теперь он способен рассмотреть её.
Глазницы напоминают две резаные раны. Внутри плавают мутно-серые глазные яблоки.
Кровь пульсирует в ушах. На смену колыбельной приходит сигнал трубы. А может, набат.
Теперь он с ними — один на один.
Алый цветок снова распустил лепестки. Они ранили изнанку рёбер как наждачная бумага. Но пришло спасение — резкий требовательный стук в дверь. На площадке стоял человек в чёрном берете, белоснежных брюках и рубашке, подпоясанных широким ремнём. Последовал краткий диалог. По инициативе Садового на арабском. Тем не менее получить удалось минимум информации. Произошёл несчастный случай. Дело не терпит отлагательств. А господина просят выступить в роли переводчика.
Неожиданное избавление от необходимости вести переговоры с кристаллическим цветком за грудиной подействовало ободряюще. Не переодеваясь, а только захватив с собой барсетку с паспортом, Садовой устремился за полицейским. Первого, кого он увидел, был чистильщик бассейна. Всем своим видом он транслировал в пространство: я работаю здесь давно и намерен продолжать в том же духе исполнять свои обязанности — несмотря на всё происходящее.
Заметив чёрный мешок, в двух местах перевязанный оранжевой ленточкой, а чуть поодаль лицо друга, с которого успел сойти загар, Владимир Николаевич заключил: дело приняло дурной оборот. Но в особое смущение его привели туфли без задников. Их Павел Петрович не выпускал из рук.
Последовавшая беседа с офицером туристической полиции — крепко сбитым коротышкой — подвела дополнительную основу под миссию Садового. Мобилизуя свой профессиональный потенциал, он смягчал жёсткие вопросы и прояснял расплывчатый смысл ответов. Однако несмотря на его усилия, страж порядка не выказывал готовности отпустить друзей с миром. Теплилась, однако, надежда: в ходе дальнейшего выяснения обстоятельств правовой статус Белозерцева будет квалифицирован как свидетель — за отсутствием фактов, указывающих на него как на подозреваемого. В конце концов последовало предложение поехать в участок, чтобы задокументировать показания.
Повертев женскую обувь (как будто только что увидел!), Белозерцев поискал взглядом, куда бы её пристроить. За неимением лучшего сунул в торбу. Факт укладки сабо в рюкзак был воспринят как должное.