Всю ночь Джамиля плакала, а я не могла заснуть. Я помню, что злилась на ее покорность, на ее неспособность постоять за себя! До утра мы так и не заснули, и бедная Джамиля проплакала всю ночь.
На следующее утро она пила чай в гостиной, когда в дверь начал ломиться ее муж. Няня Мума открыла ему.
Он сразу же направился к своей жене, не испытывая никаких укоров совести при виде ее жалостного вида.
— Ладно, иди домой, Джамиля. Вечеринка закончилась.
Я пришла в ярость при виде того, что это чудовище даже не раскаивается в содеянном.
Меня обуял такой гнев, что я даже запыхтела, и это заставило мужа Джамили обратить на меня внимание.
— А ты почему не в школе?
— Потому что я собираюсь отвезти твою жену к врачу. У нее страшные боли от твоих побоев.
— Она никуда не поедет, — осклабился он.
Но тут, поскольку в комнате находились другие женщины, Джамиля осмелилась возразить ему.
— Мариам отвезет меня в женский центр, и я расскажу о всех твоих побоях, — выпалила она с неожиданной дерзостью.
Муж Джамили сделал несколько шагов по направлению к жене и ударил ее с такой силой, что голова у нее откинулась назад, а чашка с чаем выпала из рук.
— Правда? Вряд ли ты сможешь что-нибудь сообщить, если умрешь. А теперь заткнись, возвращайся домой и займись своими детьми.
С этими словами он развернулся и вышел вон.
Джамиля снова заплакала.
— Джамиля, поехали, — обняв ее за плечи, сказала я. — Его надо наказать.
— Нет. Нет. Я не могу. Он убьет меня. И что тогда будет с моими детьми? — и с этими словами она вырвалась из моих объятий и двинулась к двери.
Мы еще долго поддерживали близкие отношения, но больше она никогда не обращалась к нам за помощью, хотя побои мужа становились все более жестокими.
Мне всегда казалось, что мне уготовано иное и я никогда не повторю судьбу Джамили. Находясь под защитой нежного отца, который никогда не поднимал руку на свою жену и дочерей, я не сомневалась, что мне не грозят подобные проявления агрессии. Однако теперь я была столь же беспомощна, как те женщины, к которым привыкла испытывать жалость. Теперь я стала объектом жалости.
Я чувствовала, что жестокость Каиса росла с каждым днем и ради своего сына я должна уйти от него. Сравнивая себя с Джамилей, Аминой и другими афганскими женщинами, я напоминала себе, что нахожусь в Америке, а потому мое положение в корне отличается. Я могла избавиться от своего мужа-насильника, потому что в этой стране женщины обладали правами.
И я начала действовать. Прежде всего обратилась к папе.
— Папа, я понимаю, что для тебя неприемлемо слово «развод». Я знаю, что это слово — табу для пуштунских женщин. Но я по глупости вышла замуж за Каиса лишь для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Я вышла за него лишь для того, чтобы у тебя была хотя бы одна дочь, состоящая в браке с пуштуном.
Папа с изумлением вскинул на меня глаза, и я задумалась, как это незнакомец видит раны на моем теле, а папа, общающийся со мной каждый день, нет.
И тогда слезы хлынули из моих глаз.
— Я не должна была выходить за него замуж. Тебя предупреждали, что Каис — жестокий человек. И это правда, папа: мой муж регулярно избивает меня. Он причиняет мне боль. Меня пугают его неуправляемые вспышки ярости. И дело кончится тем, что он убьет меня. Ты этого хочешь, папа?
Папа ничего не ответил, однако встал, закрыл дверь и обнял меня. И мои горькие слезы вдруг сменились радостью: папа таким образом давал мне понять, что я могу вернуться жить к нему. И хотя пуштунский закон запрещал женщинам разводиться, он готов был смириться с тем, что я уйду от своего мужа.
А потом папа сказал:
— Прости меня, пожалуйста, за то, что произошло. Это моя вина. Это я выбрал тебе в мужья такое чудовище.
Я еще громче разрыдалась в папиных объятиях, прощая его за все. Впервые он взял на себя ответственность за мои страдания.
Через три дня Каис ворвался в папину квартиру, умоляя, чтобы ему предоставили еще один шанс.
— Да, Аджаб, признаю, я причинял боль твоей дочери. Я так люблю Мариам, что схожу с ума от ревности. Клянусь, больше это никогда не повторится.
Папа наградил его пронизывающим взглядом.
Я наблюдала за Каисом и думала, как столь низкий человек может выглядеть настолько обаятельным. Мой жестокий муж начал проливать крокодиловы слезы. Схватив папину руку, он принялся покрывать ее поцелуями.
— Прошу тебя, прости меня.
В этот самый момент проснулся спавший Дюран и, узнав своего отца, загулил от радости.