Ищейки из страховой компании перевернут вверх дном небо и землю, лишь бы найти предлог отвертеться от выплаты страховки. Два миллиона швейцарских франков - не такая сумма, которую отдают без борьбы. А ведь есть еще более солидный куш, причитающийся здесь, во Франции, по договору с "Ла-Фамилиаль"... Будь уверен: их следователи рассмотрят под микроскопом каждое наше слово, каждый шаг и каждый жест за многие недели, предшествовавшие убийству. Но если они ни до чего не докопаются, платить страховку фирме все-таки придется! Ты понял наконец? Тогда мы победили!
Маньи: Да знаю я, знаю! Но даже если они разнюхают про нашу с тобой связь, это еще не основание обвинить нас в сговоре.
Мадам Канова: О, конечно, нет. Но не забывай о процессе, в котором ты будешь фигурировать. Такая подробность, как любовная связь между нами, разом лишит картину ее первоначальной ясности. Боюсь, что и на присяжных это произведет не самое лучшее впечатление.
Маньи: В качестве двукратного убийцы я и так произведу на них не лучшее впечатление...
Мадам Канова: Не скажи! Конечно, твое поведение чуточку необычно для двадцатого столетия - увы, в наше время пылкая любовь встречается редко... А от такого поступка веет чем-то классическим. И к тому же все обстоятельства исключительно благоприятны для тебя. Твой отец - президент апелляционного суда, ты сам - кавалер Креста за военные заслуги, и ты застиг жену с любовником. А люди уже давно болтали разное об их отношениях...
Маньи: Я думал, что ты обсуждала измену мужа только со своей служанкой.
Мадам Канова: Ну нет! Я успела пожаловаться на свою горькую долю многим приятельницам, и они не откажутся засвидетельствовать это.
Маньи: Оденься!
Мадам Канова: ...А твоя трогательная забота о Беатрис, доверие, которое ты ей оказывал, станут еще одним веским аргументом к оправданию... Будь добр, застегни мне платье... И не беспокойся, тебя будут защищать лучшие парижские адвокаты. А я выступлю в качестве пострадавшей стороны. Трагедия в духе Корнеля! Ну а потом, когда вся эта история забудется, мы уедем и поженимся где-нибудь за границей.
Маньи: Мое оправдание станет куда вероятнее, если ограничиться только твоим мужем...
Мадам Канова: А что прикажешь делать с малышкой? Посвятить ее во все? Ты действительно считаешь, что ей можно доверять? Кроме того, если мы возьмем ее третьим участником, во сколько это обойдется?
Маньи: Два-три миллиона были бы не такой уж чувствительной потерей...
Мадам Канова: Ах! Опять эти интеллигентские рассуждения! Сейчас видно, что ты не жил в стране, где ни в одном доме не встретишь ни изобилия, ни даже достатка; где жизнь не радость, а невзгода и тяжкий труд; где люди едят картофельные очистки, утешаясь сказками о всевозможных яствах, которыми насытятся грядущие поколения. А я прошла эту школу и не пожертвую без веских причин ни единым франком. После тебя деньги - самое важное для меня, что есть в этом мире.
Маньи: Иной раз мне кажется, что они тебе гораздо нужнее, чем я.
Мадам Канова: Не жалуйся, дорогой. Ты же знаешь: все мое - твое. Или ты мне больше не веришь?
Маньи: По-моему, у тебя достаточно доказательств моего доверия. Но, честно говоря, мне не совсем понятна твоя страсть к деньгам.
Мадам Канова: Деньги для женщины означают возможность дарить свою любовь только тем мужчинам, которые ей действительно нравятся. Дарить, а не продавать. Такая свобода бесценна.
Маньи: Может, и бесценна, но куплена она будет за немалую плату.
Мадам Канова: Оставь страхи и подозрения, любимый! Мертвые воистину мертвы, если о них не думать. А я научу тебя забывать. Я всегда буду рядом с тобой, ты сможешь заниматься всем, чем захочешь. Надо только решиться, а силы воли, чтобы довести дело до конца, у меня хватит на двоих. Ну, а теперь я должна идти.
Маньи: Ты поставила машину не слишком близко? Мадам Канова: Нет. Ты же знаешь, я всегда паркуюсь по меньшей мере в пяти минутах ходьбы отсюда, и каждый раз на другой улице. А ваш консьерж неизменно пьян чуть ли не с одиннадцати утра и не заметит даже президента республики. Маньи: Все-таки опусти вуаль... Мадам Канова: Поцелуй меня еще раз, любимый!
6
Дневник мадам Маньи (продолжение)
21 сентября.
Теперь мне уже лучше. А поначалу, после первого прослушивания, я чуть с ума не сошла - настолько невозможными, невероятными казались все эти откровения. Голоса звучали так отчужденно, так незнакомо... Я прокрутила запись дважды, не в силах избавиться от дурацкой надежды, что это шутка, что они всего лишь разыгрывают меня, желая наказать за неуместное любопытство.
Киношник вернулся около десяти вечера, когда я уже немного успокоилась. Выглядела я, должно быть, неважно, поскольку он даже не пытался со мной заигрывать, и все его вопросы, если они были, остались невысказанными. Выключив магнитофон, я поскорее запихнула в сумочку катушку с пленкой и, едва попрощавшись, выскользнула за дверь.
Но на лестнице почувствовала, что ноги меня не держат. Волной накатил ужасный, липкий страх. Я задыхалась, дрожала всем телом и не находила сил двинуться с места. Мимо сновали жильцы, а я все стояла, вцепившись в перила и не видя ничего вокруг. Люди посматривали на меня с любопытством, а какой-то господин средних лет заговорил весьма игриво, но так и не дождался ответа. Наконец, собравшись с духом, я преодолела два марша до нашей площадки и здесь, уже на последних ступеньках, внезапно осознала одну простую вещь: магнитная лента в моей сумочке - надежная защита, залог спасения; она делает меня неуязвимой. Я настолько приободрилась, что, по крайней мере, сумела самостоятельно открыть дверь и войти в квартиру.
Кристиан был вне себя от беспокойства. Он уже видел меня жертвой дорожного происшествия со всеми вытекающими лично для него последствиями. Да, ему и в самом деле выпало бы много хлопот! Сначала похороны женщины, которую он должен был убить, но не успел; потом поиски новой кандидатуры, опять венчание, опять свадебное путешествие, да еще надо исхитриться подсунуть свою молодую жену профессору Канове! Снова вживаться в роль любящего супруга, снова разрабатывать план убийства... Ах, как бы меня порадовала его тревога, если бы я не знала ее истинной причины!
Я извинилась за столь позднее возвращение, придумав на скорую руку какой-то ничтожный предлог. Кристиан, в свою очередь, был так доволен, что не стал ни о чем допытываться и даже отправился на кухню разогревать мне ужин. Пока он там возился, я быстренько отключила микрофон и спрятала его с глаз долой - молодому киногерою с нижнего этажа совершенно незачем быть в курсе наших разговоров. Правда, он уверял, что я могу положиться на его джентльменскую сдержанность, но в этот вечер я меньше, чем когда-либо, была склонна верить людям на слово. Ну, а теперь, если уж его разберет любопытство, пусть сам обращается к месье Дюбрейлю и выкладывает денежки за подслушивание!
Мне удалось овладеть собой даже быстрее, чем этого можно было ожидать в таком беспримерном положении - может, потому, что я, в сущности, совсем не любила своего мужа. И вот где-то глубоко внутри меня зародилось злорадное удовлетворение сделанным открытием.
В конце ужина мне пришло в голову немного позабавиться. Приняв романтическую позу, я устремила взор в пустоту и произнесла:
- Ты знаешь, я чувствую, что умру молодой... Кристиан едва не выронил грушу, которую уже собрался надкусить. - С чего ты взяла? - Не знаю... Какое-то предчувствие...
Надо отдать должное моему мужу - он приложил беспримерные усилия, чтобы отвлечь меня от таких нехороших мыслей. Как ни странно, в эти минуты мне было почти приятно слышать его голос. Но когда мы добрались до кофе, я возобновила атаку.
- Мне страшно... Прошлой ночью я видела во сне, как меня пожирают могильные черви... Это заявление, сделанное зловещим шепотом, произвело желаемый эффект. Мой пациент как раз клал в чашку второй кусочек сахара, и щипцы, выскользнув у него из руки, со звоном упали на пол.
- Что за безумие?.. Бред какой-то! - закричал он, откидываясь на спинку стула.