Может ли хоть один из вас, господа, положа руку на сердце утверждать, что и подобных обстоятельствах сумел бы сохранить хладнокровие и не переступил бы границ дозволенного?!
Злополучный подарок, коробка шоколадных конфет - совсем рядом, в шкафу, на расстоянии вытянутой руки. Но внезапно словно вспышка молнии прорезает помутившийся от горя и возмущения рассудок моего клиента: он вспоминает о револьвере, уже год лежащем н том же ящике. И вот совершается непоправимое! Современные модели оружия отличаются высокой скорострельностью, и одной-двух секунд достаточно, чтобы несколько раз нажать на спусковой крючок... Буквально в следующую минуту несчастного убийцу охватил ужас от содеянного, но все усилия спасти собственную жертву уже не могли ничего изменить.
Мой подзащитный - перед вами, господа присяжные, и это избавляет меня от необходимости говорить о глубине его раскаяния. Просто взгляните на него и доверьтесь своему знанию человеческого сердца. Я же, прежде чем закончить выступление, позволю себе напомнить вам показания очень важного свидетеля последние слова самого месье Кановы: "Поделом мне! Господи, смилуйся надо мной!"
Должны ли, вправе ли мы судить Кристиана Маньи строже, чем тот, кто погиб от его руки? Мой клиент принадлежит к людям, для которых самое страшное наказание - упреки собственной совести. Он действовал, защищая честь французской семьи. Так неужели вы, господа, с пренебрежением отвернетесь от этой национальной святыни - нашей чести? Тогда уже никто и ничто не сможет ее спасти.
ПЕРЕПИСКА
Париж, 5 февраля 1949 г.
Мэтр Гюстав Флери - мадемуазель Сюзанн Валансэ, танцовщице кабаре.
Мой зайчоночек,
спешу черкнуть тебе пару строк. Надеюсь, новость тебя порадует и немного отвлечет от окаянного гриппа, помешавшего тебе прийти на заключительное заседание.
Свершилось! Мы победили! Приговор жюри - "Невиновен"!
Присяжные были просто неподражаемы - сборище замшелых провинциалов. Среди них - одна старая дева в такой шляпе, какие, думаю, носили перед первой мировой войной. Глядя на нее, я с трудом удерживался от смеха, что, однако, не помешало мне произнести блестящую речь. Прямо-таки бриллиант, а не речь - в лучших классических традициях! Кое-кто из сидевших в зале репортеров, слушая меня, откровенно ухмылялся, но на присяжных высокопарные обороты всегда действуют как нельзя лучше.
Надо, впрочем, признать, что и самый неопытный адвокат наверняка справился бы с этим делом. Все обстоятельства, вплоть до мельчайших деталей, сработали в пользу обвиняемого, представив его в самом выгодном свете. Я, конечно, еще скомпоновал их должным образом, но они и без того подобрались удачно - так удачно, будто некий злой гений заранее спланировал последний роман бедняги-профессора.
К счастью, ни полиция, ни прокурор не дали себе труда копнуть всю эту историю поглубже...
Ну, а я теперь чувствую некоторую досаду - победа досталась слишком легко. Настоящего сражения не произошло, и потому я не испытал того чувства удовлетворения, какое бывает, когда выигрываешь трудный процесс. Даже поздравления коллег не радуют, честное слово!
В общем, все сошло без сучка, без задоринки. Вот что значит правильно выбрать клиента! А моя почтенная супруга (она тоже присутствовала), внимая разглагольствованиям своего грешного муженька, так расчувствовалась, что даже слезу пустила. Это ли не признак успеха!
Целую тебя бессчетно.
До встречи, твой Став.
Дневник мадам Кристиан Маньи,
обнаруженный полицией 5 июля 1950 г. в ее квартире
7 февраля 1949 г.
После суда Кристиан вернулся домой в весьма приподнятом настроении. Официальное подтверждение его невиновности, да еще в столь торжественной обстановке, явно произвело сильное впечатление на моего святошу. Он и сейчас временами напускает на себя гордый вид, словно сам поверил болтовне адвоката.
Впрочем, его можно понять: представление получилось хоть куда! В зале весь цвет парижского общества, множество репортеров крупнейших газет... и в центре внимания - мадам Канова, в потрясающем черном платье (не иначе, заказала заблаговременно). Уже с первых минут стало ясно, что публика настроена к обвиняемому отнюдь не враждебно. А когда его ввели, по залу прошелестело нечто вроде сочувственного вздоха. Надо признать, Кристиан выглядел очень эффектно: высок, красив, исполнен достоинства, с интересной бледностью на лице. На вопросы председателя отвечал спокойно и вежливо, как и подобает благородному молодому человеку в столь драматических обстоятельствах. Просто загляденье!
Я, напротив, сразу же возбудила к себе всеобщую неприязнь, и чуть ли не каждая моя реплика сопровождалась ропотом возмущения. Окажись я на скамье подсудимых, меня бы не пощадили, это уж точно! Именно такого распределения ролей и добивался хитроумный мэтр Флери, адвокат Кристиана. Добросовестно следуя его совету - по возможности вызвать весь огонь на себя, - я, кажется, даже слегка перестаралась. Когда судья осведомился, пыталась ли я после своего замужества прервать всякие отношения с жертвой, я с наивным видом ответила: "Но, ваша честь, ведь жертва была бы категорически против!" Тут в зале поднялся невообразимый шум, и его честь добрых полминуты колотил молотком по столу, дабы восстановить тишину и утихомирить негодующих добропорядочных буржуа.
Мэтр Флери построил защиту умело, умно, и результат превзошел ожидания. Присяжные безуспешно пытались скрыть волнение, в публике у многих увлажнились глаза, а все семейство Маньи плакало навзрыд. Объявленный после короткого совещания оправдательный приговор был встречен единодушными аплодисментами, почти овацией! Впрочем, это, пожалуй, преувеличение хлопали все-таки сдержанно, не слишком громко, а так, как принято в приличном обществе, вот.
Итак, Кристиан оправдан и свободен. Мы, ясное дело, разведемся, и после этого уже ничто не помешает ему жениться на мадам Канове (по крайней мере с официальной точки зрения). Я думала, у него хватит терпения воздержаться от встреч с нею во все время траура. На суде он так и ловил ее взгляд, а когда это не удавалось, поникал головой, словно цветочек, который забыли полить. Оно и понятно - влюбленные голубки не виделись с самого сентября, совсем исчахли, бедняжки, от монашеской жизни. Правда, Кристиан изредка, если уж ему бывало совсем невмоготу, вспоминал о своих супружеских обязанностях, но радости от этого мы оба получили немного... Теперь с этим покончено, и перед ним открывается новая жизнь, к которой он так долго и упорно стремился. Конец страхам, унижениям, притворству, конец отвратительной комедии, тянувшейся больше четырех месяцев![(]
Единственная тучка на безоблачном горизонте - мое завещание. Кажется, оно беспокоит их сильнее, чем они сами себе в этом признаются. Но я молода, прожить могу еще очень долго, а если проболтаюсь, то утоплю и себя вместе с ними...
Малая толика добычи мне, вероятно, перепадет. С другой стороны, я для них не настолько опасна, чтобы ставить условия и выдвигать чрезмерные требования. Все мы связаны круговой порукой...
17 февраля.
Развод будет оформлен в ближайшие дни, и мысль об этом в равной мере согревает нас обоих. Кристиан заметно воспрянул духом и мало-помалу обретает прежнюю самоуверенность.
Он сообщил, что мадам Канова получила свои двести миллионов и просит меня пожаловать к ней вечером двадцатого для делового разговора.
Жалкие идиоты! Неужели они и вправду вообразили, будто я позволила им загубить моего бедного Канову из-за денег?
20 февраля.
После обеда я отправилась на авеню де ль'Обсерватуар. Мадам Канова сама открыла мне дверь, одарила ослепительной улыбкой и провела в гостиную, уже обставленную заново - богато и с безупречным вкусом. Предложив мне присесть, она опустилась в глубокое кресло и устремила на меня испытующий взгляд бездонных синих глаз. Я поместилась на краешке стула и постаралась принять вид слегка оскорбленной невинности.
- Милое дитя, - заговорила мадам Канова, - несколько месяцев назад вам удалось поставить меня в довольно затруднительное положение. Но я привяла вашу помощь и не раскаиваюсь, хотя с моей стороны это был довольно неосторожный шаг. Я знала, что в вашей ограниченной головке роятся планы мести, и все-таки решила предложить вам сотрудничество. Конечно, тут имелся определенный риск, который сохраняется и поныне. Под риском я подразумеваю вашу смерть - в том случае, если она наступит до истечения срока давности, установленного французским законом для преступлений вроде нашего.