- Боже мой, Боже мой! Какая идиотка!
Впрочем, продолжалось это недолго. Минут через пять она справилась с нервами и вполне овладела собой. Мое присутствие стало явно неуместным, и я поспешил откланяться.
Расстались мы дружески. Мадам Канова проводила меня до прихожей и на прощание произнесла безукоризненным светским тоном:
- Право же, мне ужасно неловко, словно я специально вызвала вас полюбоваться этим смехотворным обмороком. Не сердитесь на меня, дорогой инспектор, и не придавайте значения тому вздору, который я успела наговорить за сегодняшний вечер. И не тревожьтесь обо мне - моя жизнь не кончена, я проживу еще долго, поскольку теперь должна буду начать все сначала... Что же до тайны, скрытой в деле Кановы, то ей, видимо, суждено остаться нераскрытой. Пусть над ней ломают головы наши внуки, если у них не найдется более интересного занятия!
Я был совсем не в восторге от такой перспективы. К тому же, несмотря на высокую оценку, данную мадам Кановой моему профессиональному чутью, в эти минуты я ощущал себя полнейшим болваном, ибо не находил мало-мальски удовлетворительного объяснения всему происходящему. Впрочем, если считать, что все состояние мадам Кановы обратилось в дым - а сомневаться в этом у меня нет оснований, - то разгадка, какой бы она ни была, уже не представляет для нас особого интереса.
В создавшейся ситуации я не имею права рекомендовать руководству фирмы и далее финансировать расследование дела Кановы. А в заключение позволю себе выразить надежду, что мадам Канова, если она и впрямь "начнет все сначала", в будущем предпочтет пользоваться услугами какой-нибудь другой страховой компании!
ПЕРЕПИСКА
Австрия, Кицбюэль, 20 января 1950 г.
Мадам Кристиан Маньи - мадам Поль Канове, Париж.
Дорогая мадам Канова,
имею честь сообщить Вам о моем бракосочетании, которое состоится в ближайшие дни. Пишу это письмо в уютном доме в чудесной горной местности, где я обосновалась после долгих странствий (как Вы понимаете, мне нужно было хорошенько замести следы).
Мой будущий супруг - замечательный парень. Он не слишком интеллигентен, зато обладает массой других достоинств, и главное, самое поразительное из них - это то, что он мне нравится, и я его люблю. Да, мадам, я впервые узнала сладость настоящей любви. Теперь весь мир кажется мне новым, а мое собственное прошлое - далеким и чужим; я отрекаюсь от него навсегда.
Весной мы поедем в Париж, и там я сразу же уничтожу мое роковое завещание. Я сделаю это для Вас - Вы натерпелись достаточно горя от шалостей парижской девчонки по имени Беатрис - и, главное, для своего мужа. Не хочу, чтобы его семья оказалась замешанной в скандальную историю, если я вдруг умру (о, сколько раз я говорила Вам о своей неминуемой смерти!). Такое потрясение стало бы непоправимым ударом для простодушных австрийских крестьян.
Можете быть спокойны: я выполню свое обещание. У каждой комедии обязательно есть последний акт, и наша не будет исключением. Так пусть же ее финал окажется счастливым! Теперь мне осталось лишь попросить у Вас прощения. Делаю это без надежды на успех - Вы вряд ли сможете простить меня, да и сама я сознаю, что не имею права претендовать на подобную милость. Я долго мучила Вас, и если Вы меня возненавидели, то это в порядке вещей. Не знаю, смягчитесь ли вы, узнав, что пытка, на которую я Вас обрекла, была, можно сказать, обоюдной. Она стоила мне неимоверных, нечеловеческих усилий. Возможно, мной двигало тщеславное детское стремление восстановить справедливость; возможно, обида или зависть. Нетрудно найти тысячу причин, хотя, честно говоря, сейчас я и сама толком не понимаю, как меня хватило на все эти подвиги.
Но сегодня мне стало ясно другое - то, какого уважения заслуживаете Вы, мадам. Вас нельзя не любить и Вами нельзя не восхищаться. Беда в том, что Вы, как любой образец, недосягаемы и уже в силу этого вызываете у обыкновенных смертных подспудное желание покорить или разрушить столь ослепительное совершенство, дабы избавиться от чувства собственной неполноценности.
Этим летом, живя в Афинах, я однажды сидела за ужином на террасе отеля. С моего места открывалось невероятное, сказочное зрелище. Внизу современный город, залитый разноцветными огнями реклам; над ним - полоса темного вечернего неба; а еще выше, на обрыве Акрополя - беломраморная громада Парфенона, словно парящего в воздухе. Этот контраст, так хорошо символизирующий не только нынешнюю Грецию, но и всю нашу западную цивилизацию, заставил меня задуматься. Античный мир, колыбель демократии, вскормленной рабством... Кто теперь скажет, ценою какого разбоя и каких слез оплачен каждый камень этих величественных сооружений? А мы, глядя на них, вспоминаем только о "золотом веке" искусства, о Перикле и демократических идеалах, возникших здесь и отвергавшихся обществом в течение почти двух тысяч лет. Но шедевры остаются шедеврами, они прекрасны независимо от того, маячит ли за ними призрак насилия. Прекрасны и поучительны...
Мадам, я желаю вам счастья в новом году. Прошу Вас, будьте поснисходительнее к слабым, глупым людишкам, не убивайте их слишком часто. Не делайте этого хотя бы потому, что тогда я буду меньше любить Вас, моя дорогая Вера...
Преданная Вам Беатрис...
Париж, 2 февраля 1950 г.
Мадам Поль Канова - мадам Кристиан Маньи.
Дорогая мадам Маньи,
Вы были прощены еще прежде, чем попросили об этом. Я не держу на Вас зла и не собираюсь мстить, тем более что никакая месть не принесла бы мне ни малейшей пользы.
Я с радостью, хотя - увы! - с опозданием, отмечаю Ваш несомненный интеллектуальный рост. Что ж, видно, иногда и любовь открывает людям глаза. А мне следовало быть умнее...
Но оставим прошлое. Вы вели себя как истинная женщинами с моей стороны было бы черной неблагодарностью осуждать Вас за это.
Примите мои наилучшие пожелания, дорогая мадам Маньи...
Газетное сообщение от 20 марта 1950 г.
Кицбюэль: трагедия в горах
...Группа лыжников в австрийском Тироле заживо погребена при сходе снежной лавины. К настоящему моменту числятся пропавшими супруги Рихтер из Кицбюэля и двое английских туристов, муж и жена, чьи фамилии сейчас уточняются и будут приведены в следующем выпуске нашей газеты.
Крайне напряженная метеообстановка в горах вынудила местную администрацию временно прекратить все поисковые работы. Их возобновление станет возможным не раньше, чем завершится бурное таяние снегов.
Г-н Рихтер - один из известнейших альпийских проводников; он был всеми любим, и его гибель воспринимается как национальная утрата. Имя его жены (в первом браке - мадам Маньи) уже знакомо нашим читателям по прошлогодним отчетам о "деле Кановы".
ПЕРЕПИСКА
Париж, 24 марта 1950 г.
Мадам Поль Канова - мэтру Шардуа, нотариусу.
Высокочтимый мэтр,
не сочтете ли Вы возможным известить меня о сроке, по истечении которого должно быть предано гласности завещание Вашей клиентки, мадам Рихтер? Как Вы, без сомнения, уже знаете, мадам Рихтер объявлена пропавшей без вести в результате недавней катастрофы в Альпах. Предусмотрены ли в подобных случаях какие-либо изменения обычной процедуры - в частности, не ошибаюсь ли я, полагая, что отсутствие официальных похорон препятствует публикации завещания?
Заранее выражаю Вам глубочайшую признательность и надеюсь, что не слишком обременила Вас моей просьбой.
С уважением...
Париж, 25 марта 1950 г.
Мэтр Шардуа, нотариус - мадам Канове.
Милостивая государыня,
отвечаю на интересующий Вас вопрос касательно завещания мадам Рихтер.
Его публикация возможна лишь после того, как будет официально установлена смерть завещательницы - иначе говоря, после обнаружения тела. Это совершенно обязательное условие, - подлежащее отмене, независимо от того, какой срок займут Вовеки. Суд не может довольствоваться предположениями.
Поэтому я позволю себе посоветовать Вам, уважаемая госпожа, запастись терпением и подождать, пока на альпийских лугах не растает снег, а вместе с ним и неопределенность нынешней ситуации.