До скорого! Целую, твой...
2
ПЕРЕПИСКА
Париж, 15 октября 1947 г.
Поль Канова, профессор Сорбоннского университета - директору страхового общества "Ла-Фамилиаль", Париж.
Глубокоуважаемый господин директор,
я хотел бы воспользоваться услугами Вашего общества и застраховать свою жизнь на сумму в двадцать миллионов франков сроком на двенадцать лет.
Договор я предполагаю заключить в пользу моего несовершеннолетнего (1939 г. рождения) сына от первого брака. Если же мой сын умрет до истечения этого срока, все права должны перейти к моей второй жене, с которой я обвенчался в июле текущего года. Ей же надлежит принять опекунство над ребенком в случае моей смерти.
Должен прибавить, что мадам Канова уже обеспечена на значительно большую сумму в соответствии с другим договором, заключенным мною в 1924 г. с лозаннским отделением компании "Ла-Сальватрис" в пользу моей первой жены, скончавшейся в прошлом году.
Но в нынешней политической обстановке, при затрудненности любых операций с зарубежными вкладами, мне кажется более разумным оставаться в пределах национальной юрисдикции. Тогда, если со мной что-нибудь случится, мой сын незамедлительно получит причитающуюся ему сумму во французской валюте. Этим шагом я хочу надежно защитить моего ребенка от любых денежных затруднений и обеспечить ему возможность спокойно и без помех завершить образование, которое ввиду слабого здоровья дается ему не очень легко.
В надежде на Ваше благожелательное сотрудничество примите, г-н директор, мои наилучшие пожелания и заверения в совершенном почтении...
Париж, 12 апреля 1948 г.
Мадам Поль Канова - господину Полю Канове, Флоренция, Ассоциация романской культуры.
Любимый,
ты разочаровал меня. Да, да! Я уже настроилась на захватывающий путевой очерк с описанием красот Флоренции... а ты вместо этого пишешь мне о денежных делах!
Сразу, чтобы тебя успокоить, сообщаю: разумеется, я согласна отказаться в пользу Ксавье от части знаменитого наследства твоего дедушки Самюэля. Размер этой части предоставляю определить тебе самому. Вообще должна заметить, что эти деньги меня ничуть не привлекают, поскольку я намереваюсь как можно дольше прожить на твоем попечении, мой дорогой. Тебе незачем было тратить столько слов и так осторожничать, выражая свое вполне естественное и разумное пожелание.
А теперь о более важном. У Ксавье опять начался фурункулез, но, к счастью, не очень серьезная форма и не опаснее, чем его прежние болезни. Бедный малыш! Я ухаживаю за ним, стараюсь изо всех сил, чтобы он поправился к твоему приезду.
Вот, пожалуй, и все, что мне хотелось сообщить тебе. Остальное пустяки, на которые мне жаль переводить бумагу и время.
Люблю тебя. Твоя Вера.
Флоренция, 17 апреля 1948 г.
Г-н Поль Канова - мадам Канове, Париж.
Дорогая моя,
я искренне рад, что ты с такой готовностью согласилась отказаться от половины страховой суммы ради блага нашего маленького Ксавье. Как тебе известно, в договоре с "Ла-Сальватрис" не было проставлено имя моей жены, и поэтому с момента нашей свадьбы он автоматически распространяется на тебя. В те дни любовь, сыгравшая, как я верю, главную роль в нашем браке, не позволяла нам с тобой думать и говорить о прозаической стороне жизни. Но даже такая образцовая мачеха, как ты, едва ли может считать своим ребенка другой женщины; в большей или меньшей степени он остается для нее чужим. А твое положение требует еще и дополнительных жертв, ведь Ксавье такой слабенький и болезненный. Я долго колебался, боясь потерять тебя из-за одного лишь неосторожного прикосновения к этой теме... Ну а теперь, когда ты развеяла мою тревогу, мне стыдно, что я только в письме отважился заговорить о страховке. Но я надеюсь, ты сама понимаешь причины моей нерешительности: в устном разговоре кто-нибудь из нас мог необдуманно произнести слова, которые впоследствии омрачили бы наши отношения. Поверь, предосторожность была нелишней!
Итак, в ближайшие дни мой сын будет, выражаясь официальным языком, полностью обеспечен сразу в двух странах - в Швейцарии и во Франции. Представь себе, дорогая: когда ты уговаривала меня заключить новый страховой договор, мне на миг показалось, будто ты стараешься этим удержать меня от мысли внести какие-нибудь изменения в прежний. Теперь я вижу, насколько безумным было бы такое предположение, и прошу простить меня.
Мои лекции о творчестве Тита Ливия пользуются огромным успехом. А итальянская весна - подлинный гимн жизни, и нельзя представить ничего более чарующего, чем берега Арно в это время года. Но все-таки я всей душой стремлюсь домой, мечтаю увидеть вас и обнять маленького Ксавье, здорового и веселого.
Твой любящий муж.
Р. S. Я видел здесь недавно чудесные штофные обои, которые, как мне кажется, очень подойдут к моему кабинету - помнишь, ты еще говорила, что его пора отделать заново? Но купить их пока не решился, поскольку боюсь, что ты, с твоим тонким вкусом, вдребезги раскритикуешь мой выбор. К тому же эти итальянцы, когда желают что-нибудь продать, способны превзойти убедительностью самого Цицерона. О путешествии расскажу тебе при встрече.
Париж, 24 апреля 1948 г.
Мадам Канова - месье Канове, Флоренция.
Дорогой,
эту записку передаст твой коллега Марейль. Он через час выезжает во Флоренцию для участия в заключительном заседании Латинского семинара и любезно предложил мне свою помощь; таким образом, письмо дойдет до тебя почти со скоростью телеграммы. Я бы предпочла тебе позвонить, но, к сожалению, не знаю, в каком отеле ты остановился.
У меня очень плохие новости. Прошлой ночью у Ксавье внезапно начались сильные боли в животе; рентген показал наличие инородных тел в желудке и пищеводе. Врачи решили, что, несмотря на фурункулез и слабое сердце мальчика, необходима срочная операция. При операции хирург обнаружил и удалил множество мельчайших осколков стекла. Когда и при каких обстоятельствах он их наглотался, Ксавье то ли не помнит, то ли не хочет говорить. Я думаю, что причиной беды стала ваза дедушки Самюэля - она недавно разбилась, и хотя я сразу же тщательно выбила и вычистила ковер, какая-то часть осколков могла остаться незамеченной. А потом Ксавье стал играть со своей любимой железной дорогой и так увлекся, что когда пришло время полдника, перетащил на ковер еду...
Делать прогнозы еще рано, однако состояние малыша очень серьезно. Врачи опасаются инфекции или осложнений со стороны сердца. Ты веришь в Бога, и я прошу тебя: помолись, попроси Его о помощи. И возвращайся поскорее.
Я в полном смятении и не знаю, что сказать и как утешить тебя. Я вновь и вновь спрашиваю себя - могла ли я предотвратить такое несчастье? Упрекаю себя за невнимательность, говорю себе, что...
Ну вот, пришел Марейль, и надо заканчивать письмо. Целую тебя, мой бедный, любимый муж.
Твоя Вера.
Париж, 29 апреля 1948 г.
Профессор Поль Канова - доктору Анри Сезару, хирургу университетской клиники.
Глубокоуважаемый г-н доктор,
к великому сожалению, я находился в отъезде во время несчастного случая, жертвой которого стал мой единственный и горячо любимый сын. Несмотря на все усилия, мне так и не удалось полностью выяснить обстоятельства происшедшей трагедии, и эта неизвестность еще усугубляет мое горе.
Г-н доктор, я позволю себе спросить: не заметили ли Вы или Ваши коллеги, оперировавшие моего сына, что-нибудь необычное, аномальное в картине его заболевания? Понимаю, что этот вопрос может Вас ошеломить; понимаю, сколь нелепыми и чудовищными выглядят мои опасения. Если угодно, считайте их временным помрачением рассудка. Но ведь всегда очень трудно смириться с мыслью, что смерть дорогого тебе существа объясняется естественными причинами. Каким бы ни был Ваш ответ, позвольте мне просить Вас о полной конфиденциальности.
С искренним уважением, Ваш...
Париж, 2 мая 1948 г.
Доктор Анри Сезар - профессору Полю Канове.
Многоуважаемый г-н профессор,
я получил Ваше письмо, содержание которого, при всем уважении к Вашему горю, неприятно поразило меня. Могу лишь заверить, что если бы я сам или мои коллеги заметили хоть малейший подозрительный признак в облике или поведении ребенка, то мы немедленно известили бы об этом официальные инстанции.