— Придется менять привычки, — еще тише шепнул он.
— Разумеется, тебе, — теснее прижалась я к нему. — Ведь цветы и нежность — женская слабость...
— А ты-то откуда знаешь, пигалица? — шутливо прикрикнул он на меня. — Или это вам по домоводству преподают?
— Нет, Вася, это в каждой из нас сидит от рождения. Вы, мужчины, больше умом живете, а мы прежде всего чувством...
— Ну да, — проворчал он. — Шестнадцать лет — опасный возраст.
— Дурашка ты мой рыжий! — дернула я его за выбившуюся из-под кепчонки прядь. — Да я всю зиму ждала твоего поцелуя! Другие делают это в первый же вечер...
Вася снова нахохлился. Я почувствовала, что сейчас он обиделся всерьез.
— Правда, если бы ты сразу полез ко мне с поцелуями, то получил бы по щекам.
Я ласково провела по его лицу рукой. Он мигом оттаял и обнял меня так, что хрустнули мои косточки.
— Эх, Алка-русалка, гвоздь в моем сердце! — сказал он.
Мама по-прежнему была в молчаливой оппозиции к нашей дружбе. Папа поддерживал гибкий нейтралитет.
— Разве можно все принимать так близко к сердцу, Альбина? — ласково увещевал он. — Девчонка — еще подросток. До замужества ей, как до неба. Зачем так реагировать на ее детское увлечение?
А сам украдкой подмигивал мне и ободрял взглядом: «Ничего, Алченыш. Держись молодцом!»
Но еще более обидным было то, что я тоже не понравилась Васиной матери. Анна Петровна оказалась нестарой еще, высокой, чуть сутуловатой женщиной с большими, как у мужчины, кистями рук. Заметив, что я гляжу на них, она спрятала ладони под ситцевым передником. Едва поздоровавшись со мной, куда-то заторопилась. Похоже, я показалась ей крученой девчонкой, неженкой и белоручкой. Если так, то отчасти она была права.
Глава 6
Когда закончились три дня, отпущенные Портнову на оглядку, Исмагилов пригласил его в свою каюту.
— Теперь открою тебе карты, — улыбаясь, сказал он. — Я думаю в академию поступать. Мне без нее нельзя — нашим аксакалам слово давал стать первым хакасским адмиралом! Генерал в Абакане есть, адмиралов пока не было. Так что извини, нянчиться мне с тобой будет некогда. Высшую математику надо зубрить, теормех, сопромат...
Портнов молча пожал плечами. Капитан-лейтенант звонко прыснул, шутливо толкнул его локтем:
— Ты каждому моему слову не верь. Мы, хакасы, народ маленький, зато каждый второй — поэт. А поэты приврать любят!
С душевным трепетом отправлялся Портнов на свою стартовую батарею. Но ничего особенного не произошло. Кудинов встретил его положенным докладом, а во взглядах других подчиненных лейтенант не уловил насмешки. Он приободрился и повеселел.
Проворачиванием механизмов пока руководил мичман. Портнов сидел чуть поодаль от командного пункта и смотрел, как на нем вспыхивают цветные транспаранты. Их много, и скоро передняя панель стала похожа на мозаику. Изредка лейтенант окидывал взглядом пост управления. Операторы деловито копошились возле своих приборов. В блестящих кожаных шлемофонах они походили на космонавтов. За креслом старшины Шкерина стоял матрос Саркисян. Он пока дублер. Шкерин часто оборачивался к нему и что-то долго, терпеливо объяснял. Саркисян согласно кивал курчавой головой.
Внезапно звякнула входная дверь, и Портнов увидел входящего замполита. Тот рукой показал: продолжайте работать.
— Да, сложное у вас хозяйство, — сказал Поддубный, когда весь цикл, вплоть до условного старта, был закончен.
Портнов неопределенно шевельнул плечами.
— Вы в училище изучали этот комплекс? — спросил Поддубный.
— Теоретически до винтика, а вот практически...
— Ничего, — ободряюще улыбнулся замполит. — В море вы быстро руку набьете, — и, наклонившись поближе к лейтенанту, шепотом добавил: — Вы к подчиненным своим почаще обращайтесь и без стеснения. Они у вас Кулибины в тельняшках!
«Откуда ему все становится известным?» — подумал Портнов, заподозрив в его совете намек на свой недавний конфуз.
Прозвучали отрывистые звонки отбоя учебной тревоги.
— Может, выйдем покурим? — предложил Портнову замполит.
Лейтенант воспринял его предложение как приказание. Ведь Поддубный знает, что он некурящий.
За бортом ласково плескались мелкие искристые волны Средиземного моря. Забавными мотыльками выпархивали из воды летучие рыбы и торопились прочь от корабля — очевидно, они принимали его тень за огромного дельфина.