Одним махом я взлетел по лестнице, постучал кулаком о косяк.
— Войдите! — донеслось из-за двери.
Я перешагнул через порог и увидел белое, без кровинки, Ольгино лицо. Она сидела за кухонным столом, судорожно зажав в руке оловянную ложку.
Ольга очень изменилась за эти полгода. Поблекли яркие прежде губы, на подбородке проступили коричневые пятна.
— Олька, кто к нам пришел? — донесся из комнаты скрипучий голос Акулины. Ольга не ответила, ее полные муки глаза были обращены ко мне.
— Я хочу поговорить с тобой, Оля, — сказал я. — Выйди со мной на улицу. Всего на несколько минут...
— Хорошо. Присядь пока, Саша. Да ты не бойся, он ушел в ночную смену...
Ольга суетливо прошлась по кухне, торопливо повязала платок, накинула шубейку.
На улице смеркалось. Сизые сумерки обложили небо. Резко хрустел под ногами утоптанный снег.
— Я была на похоронах, — первой заговорила Ольга. — Бедная Настасья Петровна... Ей бы еще жить да жить!
Я не отозвался, потрясенный страшной мыслью о том, что рядом со мною идет бесконечно любимый и безвозвратно потерянный человек.
— Саша! — тоскливо воскликнула она, остановясь. — Зачем ты пришел к нам?! Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело...
Ее руки обвили мою шею, мокрая щека прижалась к моей щеке.
— Радость моя! Я тебе сделала больно, я знаю. Но погодя ты все поймешь и простишь...
— За что ты мучаешь меня? — обессиленно прохрипел я.
— Я всегда любила тебя... Одного... Я и сейчас тебя люблю...
— Замолчи! — грубо отстранил я ее. Дальше невозможно было терпеть эту пытку.
— Сашенька, милый! Ты умный и талантливый. А я бы не принесла тебе счастья. Погубила бы все твои мечты! Разве могла я повесить тебе на шею такую обузу? Себя, дуру деревенскую, больную мать, брата малого. Через год ты бы уже проклинал свою слабость...
— Ты совсем не любила меня, Ольга...
— Не надо страдать, родной мой! Так будет лучше для нас обоих. А счастье то недолгое, что было у нас с тобой, я буду помнить всю жизнь...
— Чей у тебя будет ребенок? — спросил я, хватаясь, как утопающий, за последнюю соломинку.
— Четыре месяца всего, как я беременна. Разве ты не видишь? — грустно усмехнулась она и, не сдержав рыданий, уткнулась лицом в колючий борт моей шинели.
Так мы и стояли посреди пустой и равнодушной улицы. На подворьях лениво тявкали собаки, ветер поднимал возле наших ног поземку, унося прочь взвихренный рой серебристых снежинок.
Глава 19
«Снова крепко поспорил с Камеевым. Не согласен с его заявлением, что морская служба утратила былую свою романтику и превратилась в обычное ремесло. На мой взгляд, все обстоит иначе: просто во все времена были подобные Камееву командиры-ремесленники. У них хватало духу пройти трудный путь до ходового мостика корабля, а потом они успокаивались, теряли перспективу и превращались в шкиперов, знающих одни только ручки машинного телеграфа...»
В штабе базы Костров встречает командира противолодочного дивизиона Вялкова.
— Никак мы снова друзья-соперники? — улыбается Михаил.
— Возможно, — отвечает Костров.
— Охранением конвоя «синих» командую я.
— Ну, а я в составе ударной группировки «красных».
— Блестящая возможность выяснить паши отношения! Ведь пока у нас боевая ничья: один — один.
На инструктаже определяется, что их курсы действительно снова пересеклись.
— Берегись, Сандро! — говорит Вялков на прощание. — На этот раз тебе не удастся провести стреляного воробья на мякине! — Он заливисто хохочет, обнажая золотые зубы.
— Спасибо за предупреждение, — в тон ему отвечает Костров. — Обязательно поберегусь.
Совершенно неожиданно старшим группы подводных лодок назначают Кострова.
— Выходит, не зря ты старался, — ехидно замечает Камеев, — нам, старым командирам, ножку подставлял...
Костров пропускает его колкость мимо ушей.
Возглавлять непросто. «Тридцатке» приходится нести все вахты, на которых занято много матросов и старшин. Достается не только командиру, но и всему экипажу.
Радует Кострова новоиспеченный старпом капитан-лейтенант Болотников. В его рыхловатом теле таилась до поры неуемная энергия. Расторопностью бывший комендор ничуть не уступает Левченко. Даже с лица сдал, дряблым мешочком повис его второй подбородок. А если выдастся у Болотникова свободная от старпомовских дел минута, он спешит в приборный отсек. Не то по привычке тянет его туда, не то потому, что малоопытен еще новый командир БЧ-2.