– Не-е-ет… – примирительным тоном протянул Муссолини. – Не есть правда.
– А, плевать, – махнул рукой Геринг. – Но прежде, чем мы поговорим о делах военных, а разговор будет серьезным, кое-какие мелочи.
– Si[50], Эрман, – дуче подобрался, всем своим видом выражая внимание.
– Ты помнишь мой приезд в 1931 году?
– Мы же встретился, нет?
– Да, тогда ты меня принять соизволил. Но мне нужен был Ватикан. Голоса избирателей. Католиков Рейнской области – и особенно Баварии. Меня, однако, не принял ни папа, ни его статс-секретарь.
Муссолини пожал плечами.
– Я не командую Ватикан.
– Нет? – Геринг наигранно удивился и тут же расхохотался. – А зря! Папа Бенито – звучало бы славно! – Отсмеявшись, он вытер уголки глаз платком и уже серьезно продолжал:
– Сейчас такой острой нужды в поддержке Ватикана мы не испытываем, выборы нам, хвала фюреру, не проводить. Но нам нужны слова примирения, произнесенные Ватиканом вслух – и громко. Конфронтация с католиками – вещь достаточно неприятная. И в Германии, и в Европе. Папа хмуро смотрит на нас – паства реагирует. Пополняются ряды Сопротивления, множатся бойкоты, диверсии, саботаж… С этим надо кончать.
– Эрман, – дуче, улыбнувшись, развел руками. – Я говорит: не командую Ватикан.
– Да, да. Ты «говорит». Но дело делать надо. Первые шаги. Пусть даже шажочки. Мы уже заткнули на время рот Розенбергу, он громче всех вопил о том, что нужно очистить Германию не только от евреев и еврейства, но и от католицизма. Жест доброй воли номер один. Сделаем же и второй шажок. Символический, но тем не менее… – Геринг внезапно взревел: – Кауттер!!
Адъютант Геринга, приоткрыв дверь, заглянул в зал:
– Слушаю, господин рейхсмаршал.
– Подарок!
– Яволь.
Голова исчезла, и через полминуты Кауттер, подтянутый офицер в форме капитана Люфтваффе, беззвучно материализовался в зале, неся небольшую шкатулку черного дерева, обитую по углам золотом и с золотым же замочком. Поставив ее на стол перед шефом, он поинтересовался:
– Какие еще будут приказы, господин рейхсмаршал?
– Свободен, – Геринг небрежно махнул обвешанной перстнями ладонью. Капитан исчез так же бесшумно, как и появился.
– Бенито, дружище, – толстяк пододвинул шкатулку поближе к Муссолини. – Ты вхож в Ватикан. Встречаешься с папой. Тебе нетрудно будет передать этот скромный подарок от имени Рейха.
– Просто коробка? – удивился дуче.
– Не «просто коробка». То, что в ней. Открой. Взгляни.
Маленький золотой ключик был вставлен в скважину замочка. Муссолини повернул его и открыл шкатулку. Потом достал содержимое: свиток пергамента, в который были завернуты несколько пергаментных листов-свитков меньшего размера. По центру он был перехвачен тонкой золотой цепочкой. Дуче вопросительно посмотрел на собеседника.
– Реквизировано в Голландии, у еврея-антиквара. – Он хохотнул. – Хотя достаточно было сказать «антиквар». Они же все евреи. Так вот, спецы из моей комиссии по конфискации предметов искусства доложили, что для Ватикана эти пергаменты представляют большую ценность. Для Ватикана. Для меня – нет.
– Ну да, это же не Рубенс, – улыбнулся Муссолини.
Теперь рейхсмаршал уже хохотал от души. Огромный живот его, хотя и перехваченный поясом и портупеей, колыхался как желе на тарелке.
– О, Бенито, – Геринг вытер слезы смеха, – отлично сказано. Это не Рубенс. Рубенсом я бы не швырялся, ты прав.
– Но что это? – дуче держал в руке свиток.
– Какая-то карта и какие-то священные тексты первого века, Бенито. Первого!
Муссолини уважительно закивал.
– Скажи им, – папе, кардиналу Пачелли, всем, кто там у руля, – что мы протягиваем руку дружбы. Но скажи красиво, как ты умеешь. И потеатральнее.
Дуче нахмурился. Он не любил, когда ему намекали на излишнюю театральность его манер.
– Bene[51], Эрман. Но не сегодня?..
– Ну, уж настолько-то я тебя не тороплю. Но постарайся и не тянуть. За пару недель, я думаю, управишься?
– Si.
– Прекрасно. – Геринг откинулся на спинку античного кресла, вытирая пот. Это не от жары, подумал Муссолини. Его «другу Эрману» явно пора уколоться. И это хорошо, потому что «военные разговоры» – а дуче знал, что Геринг будет просить направить под Сталинград еще несколько итальянских дивизий – не будут долгими. Эрман уже грезит о вожделенной дозе морфина. Тем лучше. Когда человек очень спешит, с ним легче торговаться.
– О, Бенито, – встрепенулся вдруг Геринг, – ты же мне еще не сказал: как тебе это?
Он поднял кисти рук вверх – ладонями к себе, камнями перстней к дуче.
– Это есть чудо, – Муссолини нимало не кривил душой. И камни были огромными, и работа была старинной и абсолютно уникальной.
– Мое утешение в эти мрачные дни, – вполне серьезно произнес Геринг. – Н-да.
Он помолчал и снова наклонился вперед.
– Ну, а теперь…
Из дневников графа Чиано:
4 февраля 1942 года. Геринг уезжает из Рима. Мы с ним пообедали в отеле «Эксцельсиор», и во время всего обеда он только и делал, что говорил о своих драгоценностях. И в самом деле, на его пальцах были камни редкостной красоты. Он сказал, что купил их относительно недорого в Голландии, после того, как в Германии реквизировали все драгоценности…
…Один из его старших офицеров вчера вечером сказал: «У него две страсти в жизни – предметы искусства и война». И то, и другое – дорогостоящие увлечения.
Глава 14
Огибая Гринвич Маркет, они повернули направо с Нельсон Роуд, оказавшись в какой-то сотне ярдов от сухого дока, в котором стояла «Катти Сарк». Эли ахнула.
– Хороша? – поинтересовался Артур.
– Она просто великолепна! – отозвалась Эли.
– А теперь представь ее с поднятыми парусами в открытом море, – мечтательно произнес МакГрегор. – Рассекающей волны и словно летящей над ними…
– На паркинг, сэр? – спросил Джеймс.
– Конечно. Мы же не знаем, сколько времени там пробудем.
Поставив «Роллс-Ройс» на платную стоянку, Артур и Эли двинулись к красавцу-клиперу. Джеймс, которого Артур звал с собой, отказался, вполне разумно заметив, что кому-то надо покараулить машину, чтобы под нее не сунули какую-нибудь гадость.
– Красавица наша не очень везуча, – заметил Артур, медленно шагая к сухому доку.
– Почему? – поинтересовалась Эли.
– В мае 2007 она едва не сгорела. Пожар был серьезный. Восстанавливали ее целых пять лет. Я был на торжественном открытии обновленной Нэнни в 2012-м году. И в октябре прошлого года – снова пожар, но на сей раз меньшего масштаба. Удалось и погасить быстро, и подремонтировать там и сям. Однако для посещения публики клипер пока закрыт.
– Я полагаю, к члену Палаты лордов, виконту Кобэму, это не относится?
– Конечно, нет, – улыбнулся МакГрегор. – Равно как и к его секретарше.
Эли толкнула его локтем в бок.
– Шутки шутками, но у тебя в сумочке найдется чем писать и на чем писать?
– Безусловно.
Они подошли к трапу, у которого стоял один из смотрителей музея в форме лейтенанта-командора королевского флота. Артур, махнув волшебной корочкой, поведал смотрителю, что он, виконт Кобэм, состоит в парламентской комиссии по охране памятников истории и культуры. И ему хотелось бы убедиться в том, что «Катти Сарк» сможет вскоре – и, кстати, когда это «вскоре» наступит – снова принимать гостей.
Офицер сделал приглашающий жест рукой, и «виконт» с «секретаршей» шагнули на трап клипера. Смотритель, идя чуть позади, объяснял причины последнего пожара, уверяя высокого гостя, что повреждения были весьма незначительны.
Эли, наклонив голову к Артуру, спросила:
– И которая из этих мачт «грот»?
– Эта, – он указал рукой, – самая большая. Ведь я не ошибся, офицер?
– Так точно, сэр. Это грот-мачта.
– Может быть, вы знаете, каков диаметр ее основания? В той части, что уже над палубой?