Артур едва не расхохотался. Эли фыркнула, прикрыв рот ладонью.
– Но вам все равно придется объяснить ему, что нам нужно.
– И что же это?
– Во-первых, его рассказ о том, как все было в ту рождественскую ночь.
– Это не проблема. Я был тут же.
– Да, но и его впечатления тоже. Во-вторых, он может звонить в Афины о нашем визите на Патмос, но не ранее послезавтрашнего дня. И в-третьих, сколько это будет на главном греческом: пять тысяч евро хватит?
– Ни в коем случае, сын мой. Тысячи ему хватит за глаза.
Артур полез в карман, добыл бумажник, достал две купюры по пятьсот евро, положил их на стол и подвинул толстяку-полицейскому. И поразился тому, с какой скоростью они испарились со стола, исчезнув в кармане полицейской формы.
– Отец Иоанн, – обратился МакГрегор к настоятелю, – объясните ему теперь, что нам нужно.
Оба грека – священник и полицейский – заговорили одновременно, и с поразительной скоростью. Потом отец Иоанн кивнул.
– Он понял. Тем более, что вы начали разговор с ним на правильном греческом. – Он улыбнулся. Потом, немного помолчав, рассказал о событиях той страшной ночи.
– Ваш земляк, Кэмпбелл, – добавил настоятель, – убежден, что убийство тех двенадцати было ритуальным.
– Не думаю, – сказал Артур.
– Почему?
– С их спин была снята кожа. Значит, что-то было на коже.
– Татуировка? – предположила Эли.
– Очень может быть.
– Далее. Они искали что-то внутри иконы. Что могло там быть?
– Внутри икон ничего не бывает, – покачал головой отец Иоанн. – Икона пишется на доске. Это ведь не портфель. Что можно положить внутрь?
– Расколоть надвое. Выдолбить углубление. Положить, то, что нужно, – пояснила Эли.
– Вы так считаете?
– Нет. Но они могли так считать.
Айнштайн, опершись на стол, встал во весь свой гигантский рост.
– Сердечно благодарю за угощение, но я должен вас покинуть.
– Куда же? – удивленно спросил Артур.
– Я договорился о встрече со своим братом. Надеюсь, эта встреча многое прояснит.
– Здесь, на Патмосе?
– Я позвонил ему, когда узнал, что мы направляемся сюда. Он уже прибыл – из Израиля. Еще раз спасибо за все, и разрешите откланяться.
– Когда мы встретимся? – спросила Эли.
– Ночью. Ближе к утру. Я позвоню.
– Что ж, – пожал плечами Артур, – если это даст нам какую-то информацию, то отчего бы и нет…
– Даст, даст. Если не будет звонка, СМС я вам пришлю в любом случае. Куда вылетать – причем немедленно – и куда добираться. Возможно, это будет Израиль. Не удивляйтесь и не спрашивайте – почему. Мне еще самому предстоит во всем разобраться.
Айнштайн поклонился всем присутствующим и направился к лестнице, ведущей к порту.
Когда израильтянин отошел на приличное расстояние, отец Иоанн усмехнулся, с явным оттенком иронии и одновременно горечи на лице.
– Ну, ну, ну… – произнес он. – С братом.
– Вас что-то смущает, отче? – спросил Артур.
– Нет у него никакого брата, – хмуро ответил настоятель.
– Вы с ним хорошо знакомы? – спросила Эли.
– Скажем, просто догадка, мадемуазель.
– У него есть – или был – брат, – возразил Артур. – И не просто брат, а близнец.
– С чего ты это взял? – поинтересовалась Эли.
– Татуировка. Помимо номера там была буква «Z». В проектах «Аненербе» так помечали близнецов: «Zwillinge».
– Отчего вы не спросили, как зовут его брата? – спросил отец Иоанн. – Нет, не зовут, звали. Я даже знаю, какое имя он вам назвал бы.
– Какое же?
– Соломон, – негромко ответил настоятель, прикрыв глаза, и повторил: – Соломон.
Пока Никос и отец Иоанн рассказывали МакГрегору и Эли о событиях той страшной ночи, Артур задумчиво водил авторучкой по клочку бумаги. Потом он резко поднял голову от стола и поинтересовался:
– А где мы могли бы устроиться на ночлег? Гостиница не подходит. Там нам придется показывать паспорта.
Отец Иоанн о чем-то спросил Никоса.
Тот разразился бурной речью на греческом, оживленно жестикулируя.
– Он говорит, – перевел настоятель, – что с удовольствием принял бы вас в своем доме. Места не очень много, но… И, как вы, наверное, догадались, делает он это только по доброте душевной.
– Понял, – кинул Артур и, достав из бумажника две сотни евро, протянул их полицейскому, вопросительно взглянув на него. Тот расплылся в улыбке и выставил большой палец. Вопрос был решен.
Уже смеркалось. Никос поднялся из-за стола, довольно погладил себя по животу и, обращаясь к гостям, сказал:
– На той динойме.
– Вам пора, – перевел отец Иоанн.
– Это далеко? – спросил Артур.
– Километр с небольшим. Минут двадцать от силы, – ответил настоятель.
Гости и Никос поблагодарили отца Иоанна за угощение и двинулись в гору. Впереди, пыхтя и переваливаясь, шел полицейский.
Добрались они действительно минут за двадцать. Никос представил жену, что-то ей объяснил, как всегда, размахивая руками, и она отправилась готовить постель в гостевой комнате. Артур и Эли положили свои телефоны на табурет возле кровати и тут же юркнули под толстое пушистое одеяло. Вскоре во всем доме погас свет. Горела лишь слабая лампочка у самого выхода, едва-едва освещая прихожую.
– И что ты скажешь? – шепотом спросила Эли.
– О чем? – так же шепотом спросил ее Артур.
– Обо всем этом. О том положении, в котором мы оказались. О наших новых знакомых, с Марка начиная.
– С Марка?.. – задумчиво произнес МакГрегор. – Ну… Не знаю, Марк ли он, но то, что что не Эйнштейн-Айнштайн почти наверняка.
Она резко повернулась к нему и подперла щеку ладонью.
– Почему?
– Ты хорошо помнишь записку Лонгдейла? «Первый» с вопросительным знаком.
– И?
– Я прочитал ее так. Формула «е равно эм-це квадрат» – первым ли был Эйштейн? И если это вопрос, то вопросом становится и следующее: «Айнштайн ли?»
– Да, но ведь это не вопрос. Эйнштейн действительно был первым.
Артур тихо рассмеялся, но тут же зажал себе рот.
– Ты права, дорогая. Это не вопрос. Потому что Эйнштейн не был первым, кто опубликовал знаменитую формулу.
– Что?!
– Увы и ах. На два года раньше Эйнштейна формулу именно в таком виде опубликовал в итальянском научном журнале Atte некий Олинто де Претто, промышленник и ученый-любитель. В 1903 году. На два года раньше. Иное дело, что связывал он это с теорией эфира, от которой наука вскоре отказалась. Но с публикацией формулы Эйнштейн первым не был.
– Это значит, что на вопрос: «Айнштайн ли?» ответом будет: «Нет, не Айнштайн», так?
– Именно.
– Хорошо, тогда кто же он?
– А вот это уже вопрос посерьезнее. И ответа у меня пока нет. И еще более серьезный вопрос: зачем человеку, чье имя вовсе не Айнштайн, прикидываться Айнштайном? Вообще: зачем напяливать на себя чужую маску? И, кстати, чью?
– Н-да… – протяжно произнесла Эли. – И как же нам быть с ним?
– Время покажет, – прошептал Артур, – потому что… – Он внезапно умолк.
Из хозяйской спальни до них донесся негромкий голос Никоса. Однако ответов его жены, Софии, они не слышали.
– Он говорит по телефону, – предположила Эли.
– Бесспорно. Теперь догадайся, с кем, – хмыкнул Артур.
Из спальни Никоса несколько раз раздалось слово «инглезос». Переводчика нашей паре не потребовалось. Антипастиномос звонил шефу, докладывая, что искомые преступники находятся под его неусыпной опекой.
– Одевайся, – прошептал Артур. – Но тихо.
Через пять минут, одетые, они сидели на кровати.
– Ч-ч-черт… – процедил МакГрегор. – И как мы будем удирать?
– А в чем проблема? – улыбнулась Эли.
– Ты уже забыла его дурацкий пистолет, из которого он в нас целился?
– Ну, пистолет. Забрать – и все дела.