– Поедем в город, побродим, поглазеем.
А! – оживился дежурный. – Непременно пройдитесь по Lungo Mare[78]! Чудо из чудес!
– Наслышан, – кивнул баронет. – Если не ошибаюсь, ваш великий поэт Габриэле д’Аннунцио назвал Lungo Mare в Реджо самой красивой милей в Италии.
Небритый удивленно ахнул:
– Так вы и это знаете? Поразительно! Но пешком будет далековато. Советую взять такси.
– Именно это мы и собираемся сделать.
И чета Кауфманнов вышла из «развеселого мотеля» к стоянке такси, где сиротливо стоял надраенный до блеска «пежо». Усевшись в машину, Артур скомандовал таксисту:
– Пьяцца Италия!
Эли, повернув голову, удивленно посмотрела на спутника. Артур, перейдя на гэльский, пояснил:
– Самолет отпадает, это, надеюсь, тебе понятно. От Площади Италии до вокзала ходьбы с полчаса. Поезд на Рим только один, в девять тридцать пять вечера. И мне не хотелось бы…
– Тебе не хотелось бы, чтобы таксист высадил нас у вокзала, так?
– Совершенно верно. Возможно, его будут расспрашивать о нас.
– Значит, ты не уверен, что мы оторвались от преследователей, – уныло заметила Эли.
– Это значит, что я пока ни в чем не уверен, – серьезно ответил МакГрегор.
– На каком языке вы говорите? – поинтересовался таксист, поглядывая на пассажиров в зеркальце заднего вида.
– На немецком.
– По звучанию не похоже, – не унимался таксист.
– Баварский диалект, – пояснил Артур. – Его не каждый немец понимает.
Машина ехала по прямым, словно по линейке проведенным улицам, и Эли удивленно произнесла – уже на нормальном немецком:
– Это совсем не похоже на Италию!
– Ты прежде не бывала здесь? – поинтересовался Артур.
– Я бывала лишь в Милане и Венеции. В Южной Италии – нет. И даже в Риме – нет.
– Что касается европейски-строгой планировки города, всему виной страшное землетрясение двадцать восьмого декабря 1908 года, которое стерло с лица земли и Реджо, и Мессину по ту сторону пролива. Но если жители Мессины решили восстановить город в прежнем обличье, то здесь, в Реджо, выбрали иной путь: пусть будет новый город. Надо сказать, им это удалось.
– Приехали! – раздался голос таксиста с переднего сиденья. Он тут же выскочил из машины и открыл заднюю дверцу с левой стороны, там, где сидела Эли. Протянув руку, он помог ей выйти из такси, а потом тем же манером выпустил Артура, успев с оттенком зависти шепнуть ему, поцеловав кончики сложенных щепотью пальцев:
– Una belissima signora!
МакГрегор не смог сдержать самодовольной улыбки, и таксист получил весьма щедрые чаевые.
Полюбовавшись на монумент Италии перед зданием префектуры, Артур и Эли обошли внушительное здание слева, направившись в сторону моря.
– Думаю, нам следует озаботиться билетами, – заметила Эли.
– Мы и направимся на вокзал Чентрале, но так, чтобы пройтись и вдоль виллы Дженоезе Зерби, и по Lungo Mare. Времени у нас предостаточно.
Они прошли всего один квартал, и Эли всплеснула руками.
– Какая прелесть!
Между протянувшейся на несколько кварталов готической виллой и набережной шел ряд необычных и очень забавных скульптур. Зеленые, лиловые, разноцветные фигуры сидели, лежали, смотрели на прохожих – и у каждой из них выстраивались туристы, чтобы дождаться своей очереди и запечатлеться на долгую память.
– А пальмы, Эли? Как тебе эти пальмы на набережной?
– Чудо, чудо, чудо! – воскликнула Эли, подпрыгнув как девочка. – Артур, я хочу здесь жить!
– Чудо, – согласился МакГрегор. – Вот только с апреля по октябрь тебе пришлось бы жить под кондиционером. Нон-стоп.
– Пожалуй. Ранняя весна, а солнышко припекает уже неслабо. Кстати, что это за улица, вдоль которой идет вилла Зерби?
– Это не улица, дорогая. Это проспект, Corso.
– Для проспекта не слишком широк.
– Италия, дорогая. Здесь в каждом городишке обязан быть как минимум один Corso. Этот носит имя короля Витторио Эмануэле III.
– А любая площадка больше двух квадратных метров у них непременно Piazza, площадь. Это я еще в Милане поняла.
– Пардон, мадемуазель, но я вынужден заступиться за добрый и славный итальянский народ. Два квадратных метра – это обычно Piazzetta, мини-площадь. Вот хотя бы пяток квадратов – это уже Piazza.
– Какая красотища! Вилла, Корсо, Лунго Маре, и кафешки, кафешки, кафешки. Да их тут больше, чем на Монмартре! И… я бы уже перекусила. Когда мы в последний раз ели?
– Я подумал о том же, Эли. Но до вокзала нам минут пятнадцать с небольшим. Купим билеты, и сразу в пиццерию.
– Пиццерию?! Их тебе недоставало в Лондоне?
– Милая, это Калабрия. Пиццу, которую тебе предложат здесь, ты не отведаешь не то, что в Лондоне, но и в Неаполе.
Неспешным прогулочным шагом они вскоре добрались до Реджо Чентрале – железнодорожного вокзала. Очередей у касс не было, и Артур в считанные секунды обзавелся двумя билетами до Рима. Они вышли на улицу, и МакГрегор, держа Эли под руку, направился к стоянке городского автобуса. Спутница притормозила его.
– Надеюсь, ты взял первый класс?
– Второй, Эли. – И, увидев ее недовольный взгляд, добавил: – Дозарядка батереек будет по приезде.
– Но почему не первый? Почему не отдельное купе? – настаивала она.
– Потому что отделения второго класса, купе своего рода, отделены от коридора стеклянной дверью. Мы всегда сможет увидеть тех, кто проходит мимо…
– А те, кто проходят мимо, смогут увидеть нас! Об этом ты подумал?
– Подумал. Поезд ночной, свет в купе мы выключим. И потом, если кто-то будет искать нас, следовательно этот кто-то знает, что мы едем этим поездом. А нам будет полезно знать, знает ли кто-то о нашем маршруте, и если да – то кто.
– Господин суперинтендант!
Кэмпбелл поднял голову, которая непроизвольно раз за разом опускалась на руки, лежащие на столе. Рядом с ним стояли детектив-сержант Коридис и подполковник из греческого МВД. Последний едва сдерживал торжествующую улыбку.
– Да, господин подполковник?
– Кое-какие новости о ваших подопечных.
Кэмпбелл резко развернулся на стуле, едва не сбив рукой кофейную чашечку со стола.
– Их удалось найти?
– Не совсем… – мотнул головой подполковник. – Но информация довольно интересная. Мы знали, что они не могли покинуть Патмос на пароме, всюду была полиция. Но от охранника на рыбацкой пристани нам стало известно, что незадолго до взрыва самолета отчалила лишь одна шаланда, «Элефтерия», принадлежащая некоему Алексису Эленису. Шаланда у него вроде бы рыбацкая, но куда чаще он использует ее для занятий контрабандой. Через Интерпол мы попытались выяснить, не заходил ли Эленис в турецкие воды.
– А почему через Интерпол? – недоуменно спросил Кэмпбелл.
– Так проще. Отношения с турками у нас не самые дружеские. На прямой вопрос можно получить очень кривой ответ. А так мы выяснили, что «Элефтерия» в турецкие воды заходила. И даже еще точнее: в порт Бодрум.
– Но что же это дает нам? Они что, в Турции решили спрятаться?
– Не думаю, господин суперинтендант. И наша полиция на островах, и таможенники, курсирующие вдоль морской границы, господина Элениса хорошо знают. Как знают и то, что он не столько ловит рыбку, сколько промышляет контрабандой. И часто – с помощью своего старинного друга, турецкого грека из Бодрума, Георгия Стефанидиса. А теперь – внимание!
Подполковник торжествующе поднял указательный палец.
– У этого друга есть старенькая, но надежная одномоторная Cessna, на три пассажира.
Кэмпбелл встал, вцепившись в спинку стула побелевшими пальцами.
– Полетный лист – продолжал представитель МВД – был заполнен на троих. Пилот – и два пассажира. Супружеская пара из Германии. Господин и госпожа Кауфманн. Цель – туристический полет над островами с последующей посадкой в Каламате.