Выдавали Джеймса Робертсона его длинные руки и огромные пудовые кулаки. Потому-то даже в самых буйных пабах, где его репутация была никому неизвестна, к нему относились с предупредительной осторожностью. Артур всегда удивлялся, с какой ловкостью и даже изяществом управлялся Джеймс с сервировкой крошечных предметов для кофе и десерта: ведь в его раскрытой ладони могла бы поместиться средних размеров сковорода.
МакГрегор провел рукой по своим волосам, цвет которых ему был прекрасно известен: брился он каждый день и каждый день созерцал аккуратно подстриженные волосы светлого шатена – почти блондина, кем он в детстве и был. Сорокалетний Артур сохранил спортивную фигуру гребца: мускулистые руки, мощный пресс, крепкие ноги. Недаром еще второкурсником он начал выступать за команду Кембриджа в регате на распашных восьмерках в вечном соперничестве с Оксфордом. Так что фору на воде своему дворецкому он дал бы не малую, но на ринг с ним не вышел бы ни за все свои миллионы. Жизнь дороже. Слово «жизнь» вернуло его мысль к теме дискуссии.
– Рыжие или не рыжие, старина, но во всех этих случаях – «вода жизни». Уисге Беатха! – Сэр Артур поднял тамблер, наблюдая, как преломляются в нем огни старинной люстры. Поднял и замер, словно окаменев.
Робертсон тут же отшвырнул в сторону поднос, который бесшумно упал на густой персидский ковер, и двумя быстрыми шагами оказался напротив хозяина, который продолжал сидеть, окамнев, со стаканом в руке. Он был абсолютно неподвижен, только веки его дергались как сумасшедшие. Дворецкий одним движением достал из нагрудного кармашка эластичную пластиковую палочку, которую вставил МакГрегору между зубов. В прежних приступах боссу не случалось ломать зубы или прикусывать язык, но осторожность не повредит, рассудил Робертсон. У них в тюряге тоже был эпилептик, но тот все проделывал как в кино: падал на пол, пускал пену изо рта, корчился словно в пляске святого Витта, ломал зубы, сжимая их, да к тому же кончик языка себе однажды все-таки откусил. У сэра Артура это происходило совсем иначе. Иногда, после приступа этой странной эпилепсии, он даже не помнил, что с ним было. Порой он нес какой-то бред о драконах, чертях и прочей нечисти. Но ни судорог, ни падений. И чаще всего выходил из приступа так, словно ничего не произошло. Возможно, в его восприятии так оно и было. Впрочем, дед Артура начинал тоже вот так, в меру спокойно, но к концу жизни был уже классическим эпилептиком, как тот цыган, с которым Джеймс сидел в Инвернессе.
И что еще поражало Джеймса: совершенная, каменная неподвижность хозяина во время приступа. Прошло минуты три: веки наполовину приоткрылись, и Артур, по-прежнему любуясь жидкостью в стакане, как ни в чем ни бывало, произнес:
– Ну и как же еще можно назвать этакую красоту? Только «вода жизни», друг мой, только так.
Он поднес виски ко рту, но едва сделал первый глоток, как зазвенел колокольчик парадной двери. Артур слышал бормотание, потом низкий баритон Робертсона, произнесший: «Пять куидсов[23] более чем достаточно, паренек», и дверь захлопнулась. Артур, поставив тамблер на стол, забарабанил по деревянной поверхности, припевая:
– Тащи сюда, тащи сюда, тащи сюда!..
Дворецкий сорвал с посылки дешевую оберточную бумагу, под которой скрывалась плоская коробка, обитая бархатом. Но прежде, чем сделать это, он посмотрел на адрес отправителя:
– Это пакет от фирмы Лайон…
– Энд Тернбулл! – весело закончил за него Артур. – Ну живей, живей, сюда его, сюда…
Он буквально выдернул коробку из обертки. Коробка синего бархата с золотым тиснением: «Манускрипт о Кровной Вражде Между Кланами МакГрегоров и Кэмпбеллов».
– И сколько же вы за это отвалили… прошу прощения, заплатили, сэр?
– Во-первых. Ты когда-нибудь слышал, что это может негативно отразиться на твоем жаловании, Джеймс? Во-вторых, размер моего наследства позволяет забить всю библиотеку такими же раритетами, да еще и в багажник «Ройса» напихать. В-третьих, отвалил я за него буквально несколько пенни. Лайон и Тернбулл, – я это выяснил, и не спрашивай как – выставившие эту драгоценность на аукцион, предполагали получить за манускрипт тысячи три фунтов. Я кое-что знаю о том, сколько мелочи звенит в карманах Кэмпбеллов, а посему дал знать Л. и Т., что готов дойти до десяти тысяч, и посадил в аукционном зале своего человека, который мгновенно перебивал любое предложение Кэмпбеллов. Результат – почти даром. Семь с половиной тысяч, старина, каких-то семь с половиной! И теперь: где твой классический стакан для виски, спрашиваю я?
Дворецкий замялся, но не тронулся с места.
– Так… – задумчиво произнес сэр Артур, отхлебнув немного виски и ставя стакан на стол. – Значит, был приступ. И ты хочешь быть в полной боевой готовности, если случится второй?
Робертсон покаянно опустил голову.
– Джеймс, дружище, ты же знаешь, что они никогда не идут сериями, один за другим, – мягко проговорил МакГрегор. – Что я выделывал на этот раз?
– Абсолютно ничего, – заверил хозяина дворецкий. – Вы просто застыли со стаканом виски в руке, а потом как ни в чем ни бывало продолжили разговор.
– Ну вот, – довольно произнес сэр Артур. – Так что ты там говорил о стакане виски? Ну-ка тащи свою посуду сюда.
Говоря все это, он аккуратно перелистывал страницы манускрипта.
– Подумай только, «Черного Дункана Кэмпбелла в Капюшоне», кровавого головореза без чести и совести, этот идиот, Иаков I английский, он же Иаков VI шотландский, как тебе это понравится, действительно сделал пэром. – Артур сплюнул на персидский ковер. – У себя в Англии он мог быть не только Первым, но даже Наипервейшим, черт ему в помощь, но… Самозванный король Шотландии делает бандита и поддельщика документов, лишивших нас земель и самого имени – «сэ-э-э-эром».
– Прошу прощения, сэр, а эти отнятые земли были всегда вашими? – В голосе дворецкого слышалась почтительная ирония.
– Джеймс, ты достаточно взрослый мальчик для того, чтобы знать, что земли как вокруг Лох-О, так и любые другие, в старые добрые времена брались огнем и мечом, огнем и мечом, да, сэр! – Мак Грегор с силой стукнул донышком стакана о стол, расплескав немного виски.
– Прошу прощения, сэр, я не хотел вас ни в коей мере задеть, – пробормотал дворецкий, вытирая пролитый напиток.
– А Рыжий Роберт? Воспетый сэром Вальтером Скоттом «Роб Рой», – МакГрегор ткнул пальцем в сторону книги, стоявшей рядом с парой DVD лицом к нему на старинном серванте. – Вынужденный взять фамилию своей матери – Кэмпбелл, вдумайся, Джон, Кэмпбелл! – и ставший разбойником, да, разбойником, а как еще шотландцу без имени и наследства кормить семью!
Зазвонил телефон.
– Никаких гостей, – прорычал МакГрегор, допивая свой виски.
– Да, мэм, – прикрыв трубку рукой, отвечал Робертсон – Нет, это его дворецкий. Что вы хотели бы знать? Я спрошу.
– Сэр, – продолжая прикрывать трубку, шептом произнес дворецкий. – Дама, сэр.
МакГрегор протянул руку за трубкой радиотелефона.
– Да?
Голос в телефонной трубке мгновенно способствовал выбросу гормонов в организм прожженного плейбоя. Бархатный, невероятно сексуальный, обволакивающий, пленительный голос.
– Сэр Артур Мак Грегор?
– Вы не ошиблись.
– Сэр Артур, мой работодатель, профессор Лонгдейл, хотел бы встретиться с вами, чтобы обсудить весьма важное дело.
– Простите, с кем имею честь?
– Меня зовут Элеутерия Бернажу, я асисстент профессора.
– Бог мой, – раскатисто хохотнул сэр Артур, – Элеутерия… Прекрасное имя. На языке Гомера это, кажется, значило «свобода».
23
Куид (quid) разговорное название фунта стерлингов. По-русски получается как бы удвоение множественного числа (куидсы), так же, как мы говорим «баксы», а не «баки». (Прим. переводчика)