МакГрегор краем глаза уловил умоляющий взгляд Эли и усилием воли взял себя в руки.
– «Сэр Артур», – повторил он слова Айнштайна. – Мне кажется, мы были на «ты», и звали друг друга просто по именам.
– Не сегодня, дражайший баронет. Сегодня титулы – обязательны. Ритуал требует того.
– И каков же ваш титул, позвольте узнать?
– Мастер. Предтеча. Зачинатель. Любой – по вашему выбору.
– А как насчет «Отто Рашер»? – сквозь зубы процедил Артур. – Для вас это имя или титул?
Айнштайн-Рашер некоторое время сидел молча, барабаня пальцами по колену. Потом улыбнулся натянутой улыбкой.
– Н-да, сэр Артур, вы, оказывается, знаете больше, чем я думал. – Он снова умолк и потом добавил: – И кому еще это известно? Кроме, конечно, патмосского святоши, который вам и открыл мое прежнее имя?
Маринатос, спрыгнув на землю и не дожидаясь, пока лопасти вертолета остановятся, вжав голову в плечи и согнув ноги в коленях, почти бегом направился к столу, за которым, опустив седую голову на руки, сидел старик-настоятель. Подойдя к священнику вплотную, Маринатос положил руку ему на плечо. Старик вздрогнул и поднял голову.
– Подполковник?
– Полковник, геронда. Уже с пол-месяца как полковник.
– Что ж, поздравляю, сын мой. А ведь я тебя ждал.
– С чем же, отче?
– С исповедью.
Маринатос помотал головой.
– Я не понимаю, геронда. Вы хотели бы исповедовать меня?
– Нет. Я должен исповедоваться тебе. В страшном грехе укрывательства Зверя.
– Значит, мы не ошиблись, – негромко произнес полковник. – Вы знали Айнштайна.
– Знал ли я Айнштайна? – воскликнул старик, воздев руки. – Да я вижу его каждый день в маленьком зеркальце над умывальником! Я вижу его во время утренней и вечерней молитвы! И каждую ночь я вижу его во сне, каждую, каждую!
– Кто же он? И где он, геронда?
– Кто он? Он перед вами, полковник. – Старик развел руками. – Вот он я. Айнштайн. Марк Айнштайн. Брат невинно убиенного Соломона Айнштайна.
Полковник Маринатос вытер лоб. Он летел на Патмос почти вслепую, наудачу – проверить информацию, поступившую из Интерпола: вдруг старик-священник знал своего израильского гостя? А тут выясняется, что Айнштайн – это сам отец настоятель.
– Погодите, геронда. Так вы утверждаете, что Марк Айнштайн – это вы? – спросил полковник.
– Да, – коротко ответил старик.
– Значит, ваше имя не Иоанн? Для чего вы прикрылись этим именем?
– Мое имя Иоанн. Меня назвали Марком при рождении. Моего брата-близнеца назвали Соломоном. Но брат мой жил и умер с этим именем. Я же получил имя Иоанн во время второго своего рождения, крестившись в Православную веру.
– Сложно, но в целом понятно, – кивнул полковник. – А теперь главное: кем был человек, приезжавший сюда с баронетом МакГрегором? Высокий старик, называвший себя Марком Айнтштайном?
– Кем он был? Всю свою жизнь он был исчадием Ада. Не думаю, что он хоть на йоту изменился.
– «Исчадие Ада» – звучит пугающе, геронда, но мне нужны его имя и фамилия. Настоящие.
– Отто Рашер, – едва слышно произнес священник. – Палач и сын палача.
– И как давно вы это знали, отец Иоанн? – сухо произнес Маринатос.
– Я знал его как Отто Рашера с первого своего дня в Дахау.
Полковник нахмурился.
– Почему же вы уступили ему свое имя? Почему не выдали Рашера оккупационным властям?
– Он сначала хотел взять имя моего брата, Шломо. Убитого им Шломо. Но потом решил, что это было бы опасно: можно было нарваться на кого-то, кто знал, что Шломо мертв. И тогда он сказал: «Я беру твое имя». Он знал, что я тайно крестился в лагере – и получил новое имя. Иоанн. Тогда же он заставил меня поклясться Именем Божьим и бессмертием души моей, что я никогда, никогда не выдам его тайны.
– Но почему он смог вас заставить молчать?
Старый священник поднялся со скамьи, и сейчас стоял, опустив руки вдоль тела. Лицо его было смертельно бледным.
– Потому что я был его помощником в сатанинских его экспериментах. В одном из которых погиб и мой брат.
– Вы помогали ему по доброй воле? – изумленно спросил полковник.
– Конечно, нет. Но что это меняет? Разве трусость перестала быть грехом? Да и потом молчал я все из того же страха за собственную шкуру.
– Что же изменилось с тех пор… отец Иоанн? – Чувстовалось, что последние два слова дались полковнику с трудом.
– Череда смертей, в которых он был повинен, не прервалась с его бегством из Дахау. Смерти множатся и ныне. Страшнейшим грехом было бы покрывать его и далее. – Он помолчал. – Полковник…
– Да?
– Прошу, не зовите меня отцом Иоанном. Я исповедовался перед его Преосвященством епископом, прося у него не отпущения грехов, но лишь разрешения сложить с себя сан и уединиться в беднейшем из монастырей простым монахом. Владыка дал на это свое соизволение. Так что в церкви этой я доживаю последние дни. Вот-вот должен прибыть новый настоятель.
Полковник Маринатос молчал. Долго. Потом, не поднимая глаз, спросил:
– Геронда… Согласны ли вы будете указать на самозванца, взявшего ваше имя, как на Отто Рашера, одного из самых разыскиваемых нацистских преступников?
– В суде?
– Да.
– Конечно, – и старик коротко, решительно кивнул.
– Вы ошибаетесь, герр Рашер, – возразил Артур. – Ваше истиное имя открыл нам вовсе не старый священник с острова Патмос, а ваш бывший союзник и соратник покойный профессор Лонгдейл. Который явно не испытывал к вам особого доверия.
– Как? – изумился Марк-Отто. – Он впрямую, вслух назвал вам мое имя?!
– Не совсем вслух и не совсем впрямую. Просто подбросил небольшой и не слишком сложный ребус. Но имя всплыло, не сразу, зато без ошибок.
– Подлец, подлец, трижды подлец! – взревел седой гигант.
– О! – с наигранным удивлением воскликнул МакГрегор. – Могущественный Мастер, Предтеча Антихриста боится, что его истинное имя станет известно миру? Или хотя бы полиции?
– Нет, баронет, – Рашер взял себя в руки. – Страх мне неведом. Как неведом он и моим последователям. Я прав, Нико? Сусанна? – Он поднял голову, чтобы посмотреть в лицо девушке-эльфу.
– Конечно, мастер, – вразнобой ответили Сусанна и Нико.
– Мне просто не хотелось бы, сэр Артур, чтобы кто-нибудь помешал сегодняшнему великому событию и всему, что должно последовать. Посему вернемся к делам насущным. У нас, кажется, проблема с недостающим ключом? Видите ли, сэр Артур, – он повернулся к МакГрегору, – ключи-заклинания для обряда сегодняшнего зачатия должны прозвучать в абсолютно четкой последовательности, в соответствии с клеймами на иконе. Клейма обрамляют центральный образ, но повествуют они не о жизни Иоанна Богослова, а об истории Елены, матери императора Константина, открывшей под языческим храмом Гроб Господень, как называют его последователи Распятого.
Далее, история царицы Елены изображена не в последовательности событий, а вразброс. Но выстраивая историю хронологически, мы стыкуем ее с ключами-заклинаниями. Скажем, событие номер семь изображено на месте десятого клейма. Что значит: седьмой ключ, седьмое заклинание должно читаться десятым по очереди. Это, кстати, великолепная разработка Лонгдейла, надо отдать ему должное. Энохианская магия не допускает простых шпаргалок типа бумажки с последовательностью заклинаний. Это профанация. Наказуемая профанация. Смертельно опасная. А использовать для зачатия Антихриста икону христианского святого – о, это был гениальный ход.
– Еще более гениальным ходом было решение Лонгдейла сдать вас и вашу затею с потрохами, – хмыкнул Артур.
– Да, он был болезненно самолюбив, – согласился Мастер. – Но все-таки Лонгдейл был слишком заинтересован в том, чтобы ритуал состоялся. Разногласия возникали лишь относительно того, кто станет воспитателем ребенка. Вы, надеюсь, понимаете, о каком ребенке идет речь?