Они расположились в библиотеке. Артур закрыл двери, наказав Джеймсу держать всех любопытных как можно дальше, хотя и Эли, и Салли крутились здесь же, пытаясь хоть в щелочку увидеть лидера полутора миллиардов католиков, сидящего в столь знакомой дамам обстановке особняка на Ланселот Плейс. Однако обе они видели, что Артур совсем не расположен шутить. Да и визит столь значительной особы располагал к серьезности.
Франциск не отказался ни от чашечки кофе, ни от глотка коньяка, что тут же было сервировано бесшумно возникавшим и бесшумно исчезавшим мистером Робертсоном. Помешивая ложечкой густой и ароматный кофе, папа обвел глазами библиотеку, и даже издал возглас удивления, смешанного с восторгом, когда взгляд его остановился на фотографии монумента святого Франциска Ассизского.
– Сэр Артур, а вы знали, что имя Франциск я принял в честь святого Франциска?
– Конечно, Ваше Святейшество. Этот святой в нашей семье пользуется особым уважением.
Папа покивал, потом, положив ложечку на блюдце, заявил:
– Сэр Артур, что вы скажете, если мы не будем ходить вокруг да около? Мне скоро восемьдесят, и у меня нет времени на подобные бальные танцы.
– Конечно, Ваше Святейшество. Я весь внимание.
– Мне известно, что документы, называемые «Крифиос», находятся у вас. – Папа поднял руку, потому что Артур уже открыл рот, собираясь ответить. – Я не приехал за ними, поверьте. Более того, все, кто пытался добыть их немыслимо грязными и преступными методами уже наказаны. Но не сами документы важны для меня, поверьте. Мне нужно знать, как всё было на самом деле. В этом смысле мне побоку даже большая политика, хотя, будучи папой римским, я не могу не думать о ней. Я был бы бесконечно счастлив и бесконечно благодарен, узнай я правду. И уж, конечно, никакой волны я не стал бы поднимать. Пилить сук, на котором сидишь – не в моих правилах. Как и пилить сучья, на которых сидят другие – вы понимаете о чем я, не так ли?
Артур молча кивнул. Еще бы ему было не понять, если у него уже состоялась встреча с премьер-министром Израиля, причем инициатива встречи исходила от самого премьера. Результатом встречи остались довольны обе стороны.
– Дорогой баронет, я знаю, что вы получили добро от наших израильских друзей на проведение топографо-геофизических и археологических работ на плато Голанских высот – с условием соблюдения секретности результатов. Я прав?
– Несомненно, Ваше Святейшество.
– Сын мой, умоляю вас, не вставляйте вы этот титул через каждое слово! – Папа шутливо застонал: – Мне не так много осталось жить, в конце концов.
– Хорошо, Ваше… Хорошо.
– И теперь моя просьба к вам: позволить посетить площадки, на которых работают ваши люди – с тем, чтобы они с уверенностью могли сказать: вот здесь, а не там стоял Храм Соломона, вот здесь, а не там был дворец Пилата и претория, вот здесь, а не там находится холм, называемый Голгофа. И главное – где находится Гроб Господень.
– Гроб Господень находится там, где находился всегда, – твердо ответил Артур. – Что касается остального, то с моей стороны не может быть ни малейших возражений. Однако пребывание ваше на Голанах – это вопрос, который решать уж никак не мне. Здесь и проблема допуска к государственной – для Израиля несомненно государственной – тайны, и проблема обеспечения вашей безопасности…
– Это мои проблемы, дорогой Артур. Можно просто по имени?
– Конечно. Ваше Святейшество.
– Итак. Мой визит к месту, где некогда был Иерусалим… Видите, мы все-таки кое-что знаем… Логистикой займутся мои люди, главное было ваше добро на поездку. И согласие показать мне места, где пролилась драгоценная кровь Господа нашего. Вы понимаете, почему. – И, не дожидаясь ответа, Франциск объяснил: – Дабы припасть губами к земле, на которую падали капли этой спасительной крови, дабы сердцем самим прижаться к той земле и почувствовать боль нашего Спасителя…
Артур видел, что сидевший напротив него старик нимало не играет. Он сейчас говорил о самом сокровенном, о том, что ему хотелось успеть еще в этой жизни.
– Тогда если позволите… – Франциск встал на ноги и коротко кивнул. – Как только мы уладим с израильтянами, я дам вам знать. Если я извещу вас о нашей с вами поездке за несколько дней – это не слишком короткий срок?
– Даже если вы известите меня за несколько часов, не возникнет никаких проблем.
– Что ж, в таком случае, мы договорились, – сказал папа и протянул Артуру руку. Тот, однако, не торопился пожимать ее.
– Осталась лишь одна деталь, Ваше Святейшество.
Франциск насторожился.
– Я хотел бы передать вам тот самый «Крифиос», за которым ваши люди…
– Не «наши люди», баронет! Преступники! Волки в овечьей шкуре!
– Простите, я был несколько резок. Но «Крифиос» я все же хотел бы передать вам. Вам, то есть, Ватикану. Церкви. Ведь это не просто документы. Это священные реликвии.
МакГрегор открыл секретер и достал свернутые в трубочку листы пергамента, перевязанные золотой цепочкой.
– Это, – сказал он, протягивая первый свиток, – карта Иерусалима. Сделанная по заказу императора Августа. По ней святая Елена восстанавливала город уже в Иудее.
Папа принял свиток с глубоким поклоном, и затем поднес его к губам.
– А это, – голос Артура зазвучал по-особенному торжественно – послание святого апостола Иоанна, написанное его рукой, и повествующее о захоронении тела Христова.
Прежде чем принять этот свиток, папа опустился на колени. По щекам его текли слезы, и он вытер их широким рукавом монашеской хламиды, чтобы не намочить драгоценный дар.
И Артур внезапно подумал о чем-то совершнно постороннем, впрочем, постороннем лишь на первый взгляд. Он подумал, что подлости и мерзости, творимые «черными» убийцами, их предшественниками и их последователями, никогда не смогут зачеркнуть вот такой простой и глубокой веры, которой был сейчас проникнут стоявший на коленях монах Хорхе. Или веры бывшего уголовника и самоотверженного человека Джеймса Робертсона.
Да ведь и моей тоже, подумал Артур.
Эпилог
– А что насчет общего самочувствия? – поинтересовался доктор Роулингз, не отрывая взгляда от монитора УЗИ, на котором пока не было картинки. Медсестра, работавшая с установкой, еще наносила гель на живот молодой женщины.
– Общее самочувствие? – переспросила пациентка. – Думаю, вполне нормальное. Никаких особых изменений я не почувствовала.
– Ну хотя бы утренняя тошнота? – настаивал доктор.
– Очень редко. К тому же она быстро проходит.
– Это хорошо. Это очень, очень хорошо.
Монитор замигал. Медсестра начала водить датчиком по животу лежащей на кушетке женщины.
– Ага, – удовлетворенно произнес Роулингз, – дела, похоже, и впрямь прекрасные. Вполне здоровый и очень активный – при таком-то раннем сроке, у нас, кажется, двадцать недель? – плод. Сердечко хорошо сформировано и уже пульсирует…
Выписывая пациентке все полагающиеся витамины и микроэлементы, Роулингз приподнял голову и спросил:
– Неужели вам не интересно узнать пол будущего ребенка?
Она улыбнулась:
– Но ведь я его и так знаю.
Роулингз сдвинул очки на лоб.
– Интересно. И что же вы знаете?
– Мальчик, доктор. Крепкий здоровый мальчик. Что бы там ни показал ваш УЗИ.
Когда за пациенткой закрылась дверь, Роулингз повернулся к медсестре, протиравшей датчик, и заметил:
– Любопытная молодая дама. Угадала на все сто.
– Конечно, угадала, – откликнулась медсестра. – Знать-то она не могла.
– Любопытная особа, – бурчал себе под нос врач. – Кстати, мне впервые попадается пациентка с таким именем. Лилит. – Он заглянул в карту. – Ну да. Лилит. Лилит Фастер.