Каждому человеку нужно что-то, за что он мог бы зацепиться, чтобы оставаться здесь. Что служило бы ему в этом мире помощником и сладостным бальзамом, когда на сердце пылают сотни шрамов, а в груди кажется царит небытийная пустота
Я бы хотел помочь тебе, милый. Но не умею произносить вдохновляющие речи, красноречием не обладаю, ибо что я могу дать, когда даже самому себе помочь не способен? Бессилие гложет меня, и я не нахожу нужных слов для нуждающегося в них.
Знаю только это постоянно зудящее чувство внутри, с которым невозможно расстаться. Когда у тебя нет цели, вера слаба, а пустота — это твоя дорога, по которой ты идешь по жизни, не зная куда. Тогда в этой беспросветной тьме у тебя ничего не остается кроме как искать спасения в тотальном саморазрушении. Это словно попытка сопротивления или адаптация к тем условиям, в которых ты вынужден существовать. Это предел, за которым может быть только смерть. Ты ищешь спасения в саморазложении, чтобы было хоть что-то, хоть где-то движение, куда-то ты идешь, даже если вниз. Страдания заглушат то, что в тебе отсутствует. Они наполнят тебя, и потому, если уж они стали нашими неотъемлемыми спутниками, пускай в них будет это совершенство. И чем больше их, чем сильнее они приближают нас к заветной цели, тем более мы их жаждем. Они то, что не оставляет нас в одиночестве. Делают нас живыми.
Там где сумрак, где ветер не поет, где деревья не двигают своими черными могильными конечностями, где солнце не встает, а луна не сияет, где вечная кладбищенская ночь, без видимых ориентиров, бездыханная, безжизненная и безнадежная — там мы, забывая себя, ослепленные, чтобы вызвать хоть чуточку света, исполняем дикие заветы, вырезая на запястьях слова, которые мерцают болью и внушают нам новый смысл. В нем мы либо выйдем на свет, либо, неправильно растолковав их, потеряемся во мраке навечно...
***
Нет, не нужно бежать, милый, избавляться, прикидываться мертвым. Может быть тебе пора открыть сердце для другого чувства, в котором нет ни страха, ни пустоты, ни отчаяния; которое имеет совершенно противоположную им форму и уничтожает их, гонит от тебя прочь, как побитых с выдранными перьями стервятников. И это чувство, которому ты посвящаешь себя, — с ним ты готов и умереть, и принять страдания, какими бы ужасными они не были. Это чувство, сродни голосу Вселенной, словно говорит, кто ты есть и широко открывает твои веки для духовных творческих созерцаний. Ты мертвое, обреченное и безнадежное тело. Но это великое чувство открывается именно сердцу.
Так просыпается человек, увидевший ночью удивительно прекрасный сон, но который и по пробуждению обещал не оставлять его и быть с ним всегда рядом. Это любовь.
Воля без любви пуста, черства, жестка, насильственна и, главное, безразлична к добру и злу. Она быстро превратит жизнь в каторжную дисциплину под командой порочных людей. Нет, нельзя без любви: она есть великий дар — увидеть лучшее, избрать его и жить им.
Ты можешь не согласиться, но именно из поющего и созерцающего умного сердца, исполненного любви, рождается Истина.
***
Люблю вечер за его недосказанность, за его тайну, которую претворяет ночь. За имманентную красоту. Люблю ночь за тот свет, что она дарит. Шепот, который невозможно услышать пробудившимся шумным днем. Мистерии ее, касающиеся всего вокруг, от пыльной травинки до пролитой капли невинной слезы, сверкающей на листьях подлунного цветка, и кажется тебе будто ты ступаешь по дороге вымощенной горой самоцветов… Мир оживает, но ты, неотделимый от него, несчастный глупец, не исчезаешь в его славном сиянии, он не растворяет тебя, но дает заполнить собою полностью. Льется водопадом, но не поглощает. Даже несчастье выглядит совсем иным в этом свете, пронизывающем тебя насквозь, как он пронизывает камень, словно нет больше преград или различий. Я люблю ночь… Ты налитый колос, одинокий, под открытым ночным небом, ласкаемый прохладным воздухом, впитываешь в себя без остатка все его дары. Мир смеется. И твой раскаянный плач – это смех пробудившегося ребенка...
***