Возможно, не одна жертва.
В этот момент остановить себя, прежде чем высасывать из них жизнь, будет невозможно.
Поднимаясь по короткой лестнице на второй уровень, я делаю паузу, чтобы в последний раз принюхаться к запахам, прекрасно понимая, что каждая секунда драгоценна. Благодаря суккубной стороне Каламити, ее влияние на меня стало чисто демоническим.
Я могу питаться всеми, кто здесь есть, и это все равно не остановит мой спуск в безумие.
Слабый след ее запаха достигает меня, и мое тело дергается, голова поворачивается в ее сторону. Края моего зрения туннелируются, оставляя мне только один вид: Каламити в конце узкого коридора, человеческий мужчина, прижатый к стене ее хваткой за горло.
Человеческий самец, к которому она прислонилась, обнажив клыки, готовая нанести удар.
Позади и над ней мигающий красный огонек камеры наблюдения — маяк среди теней.
Кто знает, может быть, в этот момент за ней наблюдают смертные, которые видят, как женщина весом в пятьдесят семь килограмм удерживает за горло мужчину весом в девяносто килограмм.
Они собираются смотреть, как она питается.
Мое зрение отключается.
Туннель расширяется, охватывая все мои чувства. Звуки проникают как бы издалека, почти заглушенные давлением.
— Что… Обсидиан! Отпусти. Меня. Прекрати!
Мое окружение снова сфокусировалось, как только мои уши уловили звук каблуков, скрипящих по бетону.
Сердце гулко стучит в ушах, я пытаюсь отдышаться, оглядываясь по сторонам.
Звук, который я только что услышал, был непристойным стуком каблуков Каламити. Либо я инстинктивно отбросил ее, либо она сама вырвалась из моей хватки. В ярде от нас в конце переулка — мы каким-то образом оказались между двумя невысокими зданиями где-то в Бухаресте — она присела перед глубокими трещинами, которые она же и оставила в бетоне, кончики ее черных ногтей впились в землю под ней.
Совершенно черные глаза устремлены на меня, а ее вишнево-красные губы раздвигаются с шипением.
На другом конце переулка горит свет города, основанного почти две тысячи лет назад. Здесь ходят смертные горожане, и, скорее всего, бессмертные тоже. Наши враги прочесывают эти улицы.
И самка, за которой я пришел, самка, которой нужно питаться, прежде чем я закончу превращаться в свою самую низкую форму, находится в ловушке собственной жажды крови, ярость в ее взгляде абсолютна.
Она приседает, длинные черные волосы скользят по кроваво-красной коже ее платья. Огромный черный бриллиант, прикрепленный к ее браслету, сверкает, а ее грудь поднимается и опускается под прозрачным кружевным воротником, прикрепленным к лифу платья.
— Как ты смеешь отнимать у меня мою добычу?
Это даже не Каламити. Это чисто животное желание, все рациональные мысли отброшены.
Задыхаясь, я рву воротник рубашки, отрывая значительную часть, чтобы обнажить шею. Стянув с себя кожаную куртку, я наклоняю голову и протягиваю ей.
— С этого момента ты будешь питаться мной", — прорычал я сквозь клыки. — Только мной. Есть только я.
Между ее бровями появляется морщинка, глаза перебегают на мою шею. Я чувствую, как она фиксируется на артерии, как жажда поднимается в воздух. И все же она дергает головой, отводя взгляд, и готовится к атаке.
— Нет. Я хочу того, прежнего.
Человеческий мужчина, которого я не должен был оставлять в живых.
Я подхожу ближе, готовясь вбить в нее здравый смысл, когда она выныривает из своего приседания, устремляясь мимо меня в устье переулка.
Ругаясь, кожа горит от желания обладать ею, я пытаюсь заблокировать ее, моя рука уже выброшена, чтобы схватить любую ее часть, которую я могу.
Глава 19
Мои пальцы обхватывают горячую, мягкую плоть. Мы движемся слишком быстро, чтобы я мог хоть что-то разглядеть, но как только я понимаю, что она в моей хватке, я отбрасываю нас в сторону. Каламити врезается в одно из зданий, и фасад сотрясается от удара.
Никогда не привлекайте к себе внимания людей. Если вы это сделали, покиньте место происшествия как можно быстрее. Сотрите все свидетельства того, что вы там были. Правила, по которым мы, вампиры, живем, чтобы избежать обнаружения смертными.
Правила, которые я сейчас игнорирую.
Каламити издает еще одно шипение, отпрыгивая от здания.
Преграждая ей путь, я прижимаюсь к ней всем телом, от нашего общего веса вековые кирпичи трескаются.
Она извивается в моих руках, толкает меня в грудь.
— Уйди с дороги, черт тебя побери. Я голодна.