Люблю тебя.
Какое-то время я сижу, держа маму за руку. Потом иду за курткой, потому что раньше мама всегда напоминала мне об этом, даже посреди лета.
Миссис Дюверн целует меня в обе щеки, потом обнимает и прижимает к груди. От нее пахнет свежеиспеченным хлебом и спелыми манго, и я утыкаюсь в нее, как в подушку.
– Дай-ка посмотреть на тебя, шери, – говорит она, обхватывая ладонями мое лицо. – Как ты, Мэй?
Я прижимаюсь к ней сильнее, и она обнимает меня еще крепче. Потом зовет:
– Тия Мари! Мэй пришла! Положи ей поесть!
Тия сбегает вниз по лестнице, во весь голос распевая «В моих мечтах» из «Отверженных». Она одета в баскетбольные шорты и футболку с логотипом «Уорриорз», позаимствованную у Марка.
– Песни не помогут тебе поступить в колледж, Тия Мари. Сколько можно витать в облаках? – Миссис Дюверн всплескивает руками. – Говорю же, положи Мэй поесть.
– Сейчас, маман! – откликается из кухни Тия.
– Прости, что не дождались тебя, – говорит миссис Дюверн и качает головой, направляясь на кухню. – Доктора Дюверна вызвали обратно в больницу, так что мы быстро поели перед его уходом.
– Все нормально. Спасибо, что оставили и мне немного. – У меня текут слюнки, когда Тия вручает мне полную тарелку еды. – Пахнет потрясающе, миссис Ди.
– Когда-нибудь я научу тебя готовить, шери. – Миссис Дюверн цокает языком и бросает взгляд на Тию. – Эту учить бесполезно. Она совершенно беспомощна на кухне.
– Я умею варить рис! – с улыбкой протестует Тия и втягивает голову в плечи, когда мама отвешивает ей легкий подзатыльник. Миссис Ди закончила Гарвардскую бизнес-школу и в молодости создала успешную кейтеринговую компанию. Она даже готовилась открыть свой ресторан, но отказалась от этих планов, когда у нее появились дети. Сейчас она снова работает, но берет лишь те заказы, которые ей по душе. Миссис Ди целует меня в лоб, а потом Тия тащит меня наверх.
Комнату Тии освещают белые рождественские гирлянды. Стены покрыты пестрой мозаикой: вырезанные из журналов изображения мест, где она хочет побывать, фотографии, кусочки ткани, бусины, старые билеты, чеки. Тия вешает на стены все, что напоминает ей о ее мечтах. Тут и там попадаются фотографии активистов. Майя Анджелу, Юри Котияма, Долорес Хуэрта, Томми Смит и, наконец, три основательницы движения Black Lives Matter: Алисия Гарза, Патрисс Каллорс и Опал Томети. Вешая на стену обложку журнала с их фотографией, Тия настояла, чтобы я запомнила их имена.
И, конечно, огромный постер с Одрой Макдональд – «богиней Бродвея», как говорит Тия, – и постер поменьше с цитатой: «Для тех, кто в минуту нравственного кризиса сохраняет нейтралитет, в аду заготовлен отдельный котел». Это хаотичное многообразие красок и образов идеально подходит Тие.
– Ну вот ты и пережила первую неделю, Мэйдэй, – говорит Тия, едва закрыв за собой дверь. Она садится за стол и сразу переходит к делу. – Как ты себя чувствуешь?
Я сажусь на ее постель и взбиваю подушку.
– Сама не знаю. Как машина, наверное?
– В смысле?
– Функционирую. Со всем справляюсь, делаю что нужно.
– Но…
– Никаких «но». Хватит.
– То есть ты ничего не чувствуешь, вернувшись в школу после?..
– Я стараюсь об этом не думать, иначе не смогу ничем заниматься.
Тия хмурится:
– По-моему, это не очень хорошо, Мэйдэй.
– А что вообще хорошо? – Я сжимаю подушку.
Тия молчит несколько секунд, прежде чем ответить.
– Знаешь, в школу приходили психологи. Показывали презентации о том, как справиться с потерей и все такое. Как до этого, когда покончили с собой Кристиан, Бекка и остальные. Но после смерти Дэнни администрация реально засуетилась.
– Он уже пятый…
– Да, за полтора года. Кристиан и Бекка учились у нас, двое других ребят – в школе «Лос-Арболес». Кто-то уже говорит про эпидемию самоубийств. Да и вообще, это же Дэнни. В общем, руководство школы напугано. Нам разрешили в любой момент уходить с уроков, чтобы поговорить с психологом. Многие так и делали. Я тоже. – Она приглаживает волосы. – Мне это очень помогло, Мэйдэй. И тебе поможет.
Я мотаю головой. Мне и так едва удается держать себя в руках. Меня мутит при мысли о том, чтобы излить душу какому-то случайному человеку и вновь погрузиться в непроглядную тьму.
– Тебе станет легче, Мэйдэй, честное слово. Марк тоже ходил к психологу.
– Серьезно?
– Ну еще бы. Дэнни был нам как брат. Мы вместе были на той вечеринке. Вдруг мы могли его остановить?
Я задавала себе этот вопрос каждый день. Могла ли я его остановить? Я еще столько всего не знаю. Раньше мне не хватало смелости спросить, что случилось на вечеринке, но упустить этот шанс я не могу. Я с трудом выговариваю: