Выбрать главу

В девять часов вечера Доротея закончила всю свою вечернюю работу и ушла, закрыв за собой дверь. Прощаясь, я дважды мигнула ей светом на крыльце. Видимо, свету удалось пробиться сквозь туман, потому что она ответила мне гудком. Я осталась одна. Попыталась разобраться со своими чувствами. Я не была голодна. Я не была уставшей. Я даже не чувствовала себя одинокой. Мне лишь не давало покоя мое задание по биологии. Я сказала Патчу, что не позвоню ему, и шесть часов назад я на самом деле так думала. Сейчас я думала только о том, что не хочу провалить задание. Биология была для меня самым трудным предметом. Моя оценка нерешительно металась между пятеркой и четверкой. По моему мнению, в этом и заключалась разница между полной и неполной образованностью в будущем.

Я прошла на кухню, взяла телефон и посмотрела на следы семи цифр, оставшихся на моей руке. Втайне я надеялась, что Патч не ответит. Если он будет недоступен или не будет помогать мне в выполнении задания, это будет аргументом, который я смогу использовать, чтобы убедить тренера нас рассадить. Обнадеживая себя, я набрала номер.

Патч ответил после третьего гудка,

— Что нужно?

Деловитым тоном я сказала:

— Звоню узнать, сможем ли мы сегодня встретиться. Я знаю, ты скажешь, что занят, но…

— Нора, — Патч произнес мое имя так, словно оно было началом шутки, — я думал, что ты не будешь мне звонить. Никогда.

Я ненавидела себя за то, что глотаю слова. Я ненавидела Патча, подчеркивающего это. Я ненавидела тренера и его дурацкое задание. Я открыла рот, надеясь, что произнесу что-нибудь умное, — Итак? Мы сможем встретиться или нет?

— Так вышло, что я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— У меня в разгаре бильярдная партия, — я услышала улыбку в его голосе, — очень важ-ная партия.

По шуму, сквозь который пробивался его голос в трубке, я верила, что он говорит правду — о партии в бильярд. Но вряд ли она была настолько же важна, как и мое задание, чтобы это стоило обсуждать.

— Где ты? — спросила я.

— Клуб у Бо. Не твоего типа заведение.

— Давай тогда проведем опрос по телефону. У меня есть список вопросов…

Он отключился.

Я уставилась на телефон, не веря в случившееся, потом вырвала из блокнота чистый лист и первой строчкой написала «Скотина». Строчкой ниже я добавила: Курит сигары, умрет от рака легких, надеюсь, что скоро. Отличная фигура.

Я немедленно стала зачеркивать последнее предложение, пока оно не стало нечитаемым.

Когда часы на микроволновке показали 09:05, я определилась с двумя вариантами. Либо я выдумываю свое интервью с Патчем, либо я еду в заведение Бо. Первый вариант был бы привлекательным, если бы я могла отключить в своей голове голос тренера, говорившего, что он будет проверять совпадение ответов. Я мало что знала о Патче, чтобы сфабриковать ответы на все вопросы. Второй вариант даже отдаленно не был привлекательным.

Я и без того уже долго определялась с решением, так что решила позвонить маме. Частью нашего соглашения в ее работе и разъездах было то, что я должна вести себя ответственно, без необходимости меня контролировать. Мне нравилась моя свобода, и я не хотела натворить что-то такое, что заставило бы маму потерять в зарплате и устроиться на работу в городе, чтобы присматривать за мной.

На четвертом гудке включился ее автоответчик.

— Это я, — сказала я, — просто отмечаюсь. Мне надо закончить кое-какую работу по биологии, а потом я отправлюсь спать. Если хочешь, звони мне завтра в обед. Люблю тебя.

Положив телефон, я нашла четвертак в кухонном столе. В решении сложных вопросов лучше положиться на судьбу.

— Орел — я еду, — сказала я профилю Джорджа Вашингтона, — решка — остаюсь.

Я подкинула четвертак в воздух, поймала его, прижав к тыльной стороне ладони, и мельком взглянула. Мое сердце стукнуло лишний раз, и я сказала себе, что понятия не имею, к чему бы это.

— Теперь я ничего решаю, — сказала я.

Намереваясь расквитаться со всем этим как можно скорее, я схватила с холодильника карту, взяла ключи и вывела свой Фиат Спайдер на дорогу. В 1979 году эта машина была, вероятно, очень милой, но я не была в восторге от шоколадно-коричневой краски, от ржавчины, бесконтрольно расползавшейся под задним крылом, и от потрескавшихся сидений из белой кожи.