— Я?! Что ты имеешь в виду?
Том прочистил горло.
— Боюсь, гораздо больше, чем я готов заплатить в сложившихся обстоятельствах.
— Ты только так говоришь, Том.
— Он испробовал все свои дьявольские методы, пытаясь меня уломать. Похоже, он не ахти как смекалист, твой мистер Серафим. Мне пришлось напомнить ему, что при похищении детей обычно ведут переговоры с их родителями.
Карен вздохнула и, не в состоянии больше выдерживать взгляд мужа, опустила голову.
— Я не знала, что Джо так поступит, — проговорила она наконец. — Я сказала ему, что между нами все кончено, клянусь Богом. Я бы ни за что не… если бы с самого начала могла предположить, сколько горя это принесет. Это моя вина, а не его.
— Избавь меня от своих никчемных извинений.
— Ты же хотел ребенка, Том. Так же, как я.
— Почти так же… почти, но не совсем.
— И в эту жуткую клинику я пошла только ради тебя. Я всегда считала, что это нехорошо.
Он чуть улыбнулся.
— Знаешь, что доктор Голдстон сподобился сказать в твою защиту? Он сказал, что некоторых женщин желание иметь ребенка может довести до отчаяния.
— Я не знала, как сказать тебе, что я раздумала, не оскорбив твоих чувств. Я боялась, что ты рассердишься.
— Просто решила ничего не говорить и найти альтернативное лечение. Как это называется — пойти по мужикам?
— Все произошло случайно. Я вовсе не собиралась говорить Джо, что ребенок от него. Моя беременность казалась чудом. Как будто наши молитвы были услышаны. Мы ведь оба этого хотели, как ты не понимаешь?
Том оттолкнул ее от себя.
— Я думала, что смогу удержаться, — сказала она, всхлипнув.
— Но не смогла, не так ли? Нет, тебе надо было ему рассказать! Вам надо было продолжать встречаться! Зачем отказывать себе в том, что кажется таким правильным, таким естественным? Врешь, сучка подзаборная! Ты вовсе не такая сумасшедшая, какой прикидываешься. Ты прекрасно знала, что делаешь, — с того самого дня, когда мы с тобой познакомились.
Она заправила волосы за уши.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Развод, должно быть, казался делом слишком рискованным, — продолжал Том. — Ты хотела заполучить все. Своего любовника, его ребенка, мои деньги. Правда, тебе пришлось ждать, пока я не научусь воспринимать Неда как члена семьи. Пока я не дозрею. Ты показывала мне, учила, как любить его так, словно он моя плоть и кровь. Ты была очень терпелива. Во всем этом есть нечто такое, что мне не очень легко переварить.
— Прошу тебя, Том! — Карен опустилась на колени; подол платья вздыбился, накрыв голые икры Уэлфорда. — Речь не о нас. Речь о жизни Дока. Он всего лишь невинное дитя. Ты должен ему помочь.
— С какой стати? Приведи хоть одну вескую причину.
Она опустила глаза.
— Он ведь и твой сын.
— Да как ты смеешь так говорить?! — взревел вдруг Том. — Как ты смеешь?! — Он замахнулся на нее кулаком.
— Потому что ты его любишь, — прошептала она, пригнув голову и задрожав в ожидании удара. — Умоляю, Том!
Он разжал кулак и, презрительно усмехнувшись, опустил руку.
— Ах, как трогательно! Да ты посмотри на себя, посмотри, как ты этого хочешь. У тебя это написано на лице крупными буквами. Шлюха!
Простершись перед ним ниц, Карен раздвинула юбки и стала целовать ему ноги, орошая его изящные ступни слюнями и слезами. Она готова на все, говорила она, моля о милосердии, — на все, лишь бы спасти Неда.
— Поздновато, — сказал Том, схватив жену за волосы и не без нежности оттянув ее голову назад. — Поздновато для всего этого, согласна?
— Я слышала, как сегодня вечером Док впервые заговорил. Он сказал, что хочет домой, потому что его папа будет волноваться. Это он о тебе.
Карен заметила в его глазах выражение — мимолетное выражение тревоги, — которое подсказало ей, что его наконец проняло.
— Он дома, Карен.
Она ощутила усыпляющий прилив страха. Глаза у нее расширились.
— То есть?
Теперь Том ей улыбался.
Он взял ее за запястья и бережно поднял с колен. Затеплилась надежда.
— Идем наверх. Я хочу кое-что тебе показать.
Сине-белый коридор со спальнями тянулся, с разрывом у лестницы, во всю длину дома.
Его выцветшее напольное покрытие из волокна кокосовой пальмы, строй одинаковых рейчатых дверей, пять потолочных вентиляторов с лопастями красного дерева, перелопачивающими застойный воздух, были как на каютной палубе старинного лайнера «Кьюнард» в одном из снов Карен, где она ощупью пробирается по этому коридору в поисках выхода, дергая латунные ручки, которые никак не хотят поворачиваться. Сон всегда кончался одинаково: она обнаруживала, что опоздала, — корабль уже отчалил.
Они шли в сторону хозяйской спальни. Дождь барабанил по черной застекленной крыше над их головами.
С каждым шагом коридор казался все ýже и ýже. На нее давили эти стены, увешанные гравюрами с изображением водоплавающих птиц и морских баталий. Пол превратился в маслянистую волну, которая то вздымалась, то опускалась у нее под ногами. Было такое ощущение, будто они не продвигаются вперед. Но Том был с ней, рядом, вел ее за руку. Сквозь приоткрытую двустворчатую дверь их спальни в конце коридора Карен было видно, что свет на балконе все еще горит, как она его оставила.
Том резко остановился у входа в ванную, куда также имелся доступ из спальни и из его гардеробной. Эта третья дверь, ведущая в коридор, обычно была заперта. Том ее распахнул.
В комнате стоял пар. Карен вскрикнула, ничего не видя и не слыша. Шипение воды из душа, даже на таком ограниченном пространстве, заглушал шум дождя.
— Забавно! Я мог бы поклясться… — начал Том, поднимая с пола полотенце, но так и не договорил. Он пошел выключать воду.
— Прямо как у черта в парилке.
Карен опустила глаза и увидела между расставленных ног мужа что-то похожее на торчащую из-за ванны руку.
А потом, когда Том отступил в сторону и пар немного рассеялся, стало видно и все тело Виктора, привалившееся к похожей на птичью клетку душевой кабине. Из-под его раскисшего от воды пиджака сочилась кровь и розовым ручейком сбегала в водосток.
— О боже! — Рука Карен взлетела к губам.
Должно быть, Том принимал душ, когда там лежал Виктор.
Плитка на полу, потолок, запотевшее зеркало — все было забрызгано его кровью; кровь алела везде, даже в тех местах, куда, по идее, она не могла попасть: в ванне, на мыле, на бутылках с экстрактом для ванн «Флорис», на листьях азалии в горшке на высоком подоконнике, на игрушечной подводной лодке капитана Немо, на ветке коралла из южных морей, на зубных щетках… Везде.
Из груди трупа торчал блестящий пистолет, засунутый в рану по предохранитель спускового крючка.
— О боже, боже мой!
— Шокирована, да? — спросил Том, складывая полотенце и аккуратно вешая его на змеевик. — Я еще никого не убивал. Но это была самооборона. А ты чего ожидала? — Подойдя к жене, он обнял ее за плечи и прошептал ей в самое ухо: — Что обнаружишь в этом положении меня? Или такого рода детали ты оставила другим?
— О чем это ты? Кажется, меня сейчас вырвет.
Оттолкнув его, она упала на колени перед ванной, но позывы к рвоте не принесли облегчения.
— Где Нед? Ты сказал, что он… — Карен подняла на него глаза. — Кому — другим?
— Просто попросила их, чтобы все выглядело прилично.
— Никого я ни о чем не просила, — сказала она, качая головой. — Я не понимаю. Что произошло? Что они сделали с моим мальчиком?
— По возвращении домой тебе оставалось лишь снять трубку и позвонить в полицию. Сообщить, что произошел несчастный случай. Что ты вошла и увидела, что я лежу там с разбросанными по всему ковру мозгами.
— Нет, нет! Даже думать такого не смей!
— Самоубийство в состоянии душевного расстройства — подходящая формулировка, правда? — продолжал Том. — Я привязал веревку к спусковому крючку и закусил ствол своего надежного двенадцатикалиберного… Записки нет, но на допросе убитая горем женушка — ты, радость моя, — заявляет, что ее муж как раз получил некое неприятное известие. Домочадцы, разумеется, в шоке.