– Он пытался помочь мне, – сказала она, вместо этого.
– Как?
– Я думаю, что он знает, что именно вызывает головные бол".
– Это не сотрясение?
– Нет.
– О. – Пауза. – Куда он ушел?
– Я не знаю.
– Он вернется?
– Я не знаю, Майкл. Но я надеюсь на это.
– Почему?
– Потому что я скучаю по нему, – сказала она мягко.
Майкл кивнул снова, но на сей раз, это был нормальный кивок.
– Я тоже скучаю по нему. Он, правда, был призраком?
– Я не думаю, что призраки существуют.
– Но я видел его.
Она кивнула.
– Я тоже видела его. Но я не знаю, кем он был.
– Он выглядел так же, – Майкл рассказал ей. – И ты сказала, что он тот же.
Она сказала это. Она помнила.
– Я думаю, что призраки, предположительно, страшные, – предложила она. – Вот почему я думаю, что он – не призрак. Разве он был страшным?
– Нет. Да, конечно. Немного.
Эмма приняла это.
– Он не хочет забрать тебя? – продолжал Майкл. – Ты не собираешься умирать, не так ли?
– Все умирают, – сказала она ему.
– Но не сейчас.
– Нет, Майкл, – удалось сказать ей. – Он не хочет забирать меня. И даже если бы хотел, я не уйду. – Она осознала, внезапно, куда это идти, и ужасно не хотела идти туда.
Майкл закрыл глаза. Эмма приготовилась, поскольку Майкл открыл их снова и спросил:
– Натан тоже вернется?
И через мгновение Эмме удалось выдавить:
–Я не знаю.
Эмма знала, что ее мать была расстроена. Но расстроенная или нет, Мэрси Холл настояла на том, чтобы дождаться компьютерной томографии. Эмма сказала Эллисон, что она должна пойти домой с Эриком и Майклом, но это тоже не имело успеха. Они толпились вместе в тишине. Мать Эммы почти ни с кем, кроме доктора, не разговаривала, а Майкл сидел спокойно, обдумывая свои мысли.
Эллисон волновалась, но тоже много не говорила; было трудно найти место, которое заставляет спрятать свои слова за различными видами молчания, такое как эта приемная комната.
Компьютерную томографию пришлось ждать четыре часа. Результат, как им сказали, будет направлен семейному врачу Холлов, что означало, настолько Эмма была обеспокоена, что они не нашли ничего чрезвычайного. Чтобы подтвердить это, доктор заполнил бумаги выписки, или как их там называют, дал матери Эммы рецепт на тайленол, но более сильный, и также дали совет относительно головных болей. Эмма устала, и ее тело все еще странно реагировало на свет, как будто часть ее пропала. Но она больше не чувствовала боли.
Никакой физической боли.
Эрик ничего не говорил. Он ждал. Когда тесты Эммы были готовы, он предложил Эллисон и Майклу подвезти их домой. Эмма предпочла бы побыть в их компании, но было ясно, что ее мать не хочет. Майкл и Эллисон поехали домой с Эриком.
Эмма поехала домой с матерью в автомобиле, в котором было так же тихо, как в могиле. Это было хуже, чем неловкость. Это было болезненно. Мэси не отрывала глаз от дороги, руки на руле, и ее слова оставались за закрытыми губами. Выражение ее лица было далеким; обычное безумное беспокойство о работе и о школе ее дочери было полностью невидимым.
Эмма, которая часто с трудом выдерживала любопытные вопросы матери, приветствовал бы их сегодня вечером, но потому, что Вселенная была навыворот, они не прозвучали. Она получила, наоборот, женщину, которая видела своего мертвого мужа, и не могла говорить о том, что это значит. Возможно, причиной нежелания узнать, что это значит, была трудность разговора.
Когда они прибыли домой, было 8:36.
Лепесток приветствовал их у двери счастливым-но-укоризненно лающим хныканьем.
– Извини, Лепесток, – сказала Эмма, обхватывая его шею и приседая, чтобы обнять его. Она знала, что ей в лицо сейчас пахнет собачьим дыханием, но, в данный момент, ее это не заботило.
Мать Эммы пошла на кухню, и Эмма, опустив школьный рюкзак перед дверью, взяла Лепестка на буксир. Они кратко, и молча, исследовали содержимое холодильника, в котором было достаточно пищи, чтобы прокормить двух человек, если бы только захотелось есть приправу и слегка заплесневелый сыр. Были еще молоко и яйца, на которые Эмма посмотрела с сомнением; ее мать часто останавливалась в магазине по дороге домой с работы.
Сегодня, она вместо этого зашла в больницу.
– Пицца? – спросила Эмма.
Ее мать сняла телефон с крепления и вручила его дочери.
– Пицца, – сказала она и направилась прочь из кухни. Кухня была чертовски тихая в ее отсутствие, но Эмма набрала номер и нажала кнопку, которая означала “тот же заказ как и предыдущий”. Тогда она повесила трубку и уставилась на свою собаку. Собака, с седой шерстью на морде, более четкой в кухонном свете, чем в свете уличных фонарей, уставилась на нее, виляя обрубком хвоста.