– Эмма.
Она подняла голову и увидела своего отца, стоящего посреди комнаты. Возле него стояла Мария с сыном на руках, ее лицо было очень бледным, а губы того же цвета, что и кожа.
Эмма сглотнула.
– Папа, – сказала она, все еще хриплым голосом. – Что я делаю?
– Просто думай, Эм.
Она хотела закричать на отца, но крича на отца, она сделала бы не больше, чем ребенок на руках Эллисон. Но это ничем не поможет и ничего не изменит.
– Мария, – прошептала она. – Станьте в стороне от окна, не стойте перед ним. Не позволяйте им увидеть вас.
Мария поколебалась и кивнула, пересекая комнату в направлении окон, смотревших в ночь, и пропускавших воздух, относительно прозрачный и чистый.
– Что случилось? У кого мой... Эллисон и мой сын?
– Его зовут Меррик Лонгленд, но его имя не имеет значения. Он... – Мария скривилась. – Они называются некромантами. Я немного знаю о них, но я знаю несколько фактов.
– Давай.
– Они пожирают мертвых.
– Но...
– Не их трупы. Я думаю, их называли бы вампирами. Или зомби. – Боже, она несла полную ахилесицу, когда была напугана. – Они пожирают души мертвых.
Мария была неглупой женщиной. Ее руки напряглись вокруг сына.
– Что это дает им?
– Силу.
– Силу?
Эмма кивнула.
– С этой силой они могут делать кучу вещей, которые мы технически называем магией.
– Пожалуйста, скажи мне, что он здесь не из-за моего сына.
– Я хотела бы. Но я не знаю, почему он здесь, а ваш сын... – она сглотнула. – Ваш сын поддерживал огонь и мог сжечь меня, даже когда я не могла видеть его и дотронуться.
– Что он хочет от Эллисон?
– Я не знаю. Но я могу предположить, что вероятно меня.
– Но... но зачем?
– У меня есть то, что он считает своим. Он, вероятно, хочет это обратно.
– Разве ты не можешь просто отдать ему это?
– Нет. Так же как ты не смогла бы отдать ему Эндрю.
Мария действительно была не глупа.
– Ты говоришь о других, – сказала она, ее голос стал тусклым. – Джорджес, Кэтрин, Маргарет и еще двое. Я не помню их имена.
Эмма кивнула, а когда они вышли в зал, добавила:
– Сьюзанн и Эмили.
– Он может использовать их, потому что они мертвы.
– Больше всего это выглядело бы так, будто даешь заряженное ружье человеку, который обещал тебя убить. – Она поморщилась и добавила. – Прости, Маргарет, – говорить о людях только как о стратегических объектах было верхом несправедливости, что делало ее похожей на Меррика Лонгленда больше, чем ей хотелось.
– Эмма?
Со своего положения на полу, Эмма взглянула на Марию.
Мария смотрела на улицу из узкого закутка между стеной и окном. Ее взгляд был сосредоточен на чем-то на расстоянии.
– Мне кажется, что твои двое друзей там же.
– Кто?
– Эрик, – сказала она. – И Чейз.
– Что? Что они тут делают?
Тишина, а затем гораздо тише:
– Огонь.
– Огонь зеленый? – Спросила Маргарет.
Они начали одновременно, но Маргарет кивнула .
– Да, он зеленый. Очень похожий на огонь, но труднее тушится .
– Это душа огня. У них есть небольшой опыт работы с ним, – сказала, наконец, Маргарет. – Он не может убить их. Технически это вообще не огонь.
– Мария, Эллисон...
– Я не знаю. Лонгленд – так зовут того, кто ее держит? – Когда Эмма кивнула, Мария продолжила. – Лонгленд говорит. Или кричит. Мне кажется, я почти слышу его слова.
Эмма тоже могла, но пламя усложнило это; оно было громче.
– Эмма, дорогая, – начала Маргарет.
Мария сказала:
– Эрик и Чейз неподвижны. У них с собой ножи. – Добавила она. – Но они не приближаются к Лонгленду – Неужели он сделал это чтобы...
Дыхание Марии было отрывистым и четким, она не говорила. Она не должна была.
Эмма поднялась. Она стояла, забыв о чем предупреждала Марию, потому что она должна была видеть и знать. Лонгленд держал Эллисон рукой, да, но Эллисон боролась, потому что он также касался и ребенка. Он нахмурился, а потом почти небрежно поднял руку с груди младенца и ударил ее – жестко – по лицу. Эллисон пошатнулась и, если бы не была в его хватке, упала бы.
Было бы плохо, если бы она упала; она все еще крепко прижимала ребенка. Держаться до конца света – или до конца жизни. В этом была вся Элли. За это Эмма любила ее.
Она сглотнула и посмотрела – с трудом – на Лонгленда. Посмотрела на двоих, что стояли рядом с ним. Один был мужчиной и постарше; вторая – женщина, возможно, ровесница Марии. Глаза Эммы сузились, так как она пыталась охватить взглядом всех.