— Ничего-ничего, — хохотал Груша и никак не мог успокоиться. — Я попрошу, чтоб он тебе эту газетку дал почитать…
— Спасибо, не надо! — замотал головой Вася. — Я газеты не читаю.
Толстый мужчина с полным подносом отошел от раздаточного окошка. Василий просунул лицо в окошко и улыбнулся поварихе-раздатчице:
— Мне два вторых… Супа не надо. И мяса положите побольше.
— И черпаком по голове, если хочешь, я добавлю, — шутливо замахнулась на него черпаком повариха. — Чтоб не совал ее куда не надо.
Тем временем Груша кинул взгляд на удаляющегося с полным подносом толстого мужика, а затем на Федора Ивановича. Тот эмоционально жестикулировал руками и вдруг задел пустую тарелку — та полетела со стола. Федор Иванович, продолжая жестикулировать левой рукой, правой ногой легонько подбил вверх тарелку, та изменила направление полёта и полетела вверх. Федор Иванович правой рукой схватил ее и поставил обратно на край стола. И, как ни в чем, ни бывало, продолжил рассказ. Женщина добродушно улыбалась и кивала головой, слушая его. Она ничего не заметила.
Василий с полным подносом двинулся к свободному столу. Из раздаточного окошка выглянула повариха-раздатчица:
— Эй, молодой человек, ты чего там зазевался. А ну-ка кончай мух считать, бери суп и второе, и не задерживай других.
— Извините, — повернулся к ней с открытым ртом Груша.
Погодин добросовестно отработал то, чего от него так хотела Аллочка. И теперь они вдвоём лежали на его любимой кровати, прикрывшись одеялом.
— Блин, я так спать хочу, — зевнула его прелесть.
— Так спи себе спокойно. Кто тебя здесь искать будет? — прошептал Петр Алексеевич и поцеловал Аллочку в щёчку.
— Нет, я так не могу, — не согласилась медсестра, приподнялась и села в постели, оголив большую красивую грудь. — Мало ли что там делается, а потом я крайняя буду? Пойду. Хорошего понемножку, котик.
Погодин, почувствовав, что на этом сейчас все их общение и закончится, жалобно проскулил:
— Аллочка, солнышко, хоть скажи, как тебе мои рассказики?
— Нормально, — пожала плечами она.
— А конкретнее? Понравились они тебе? — не сдавался Погодин.
— Да, кое-что. Но большинство, прости, примитив, — ответила его любимая и стала быстро одеваться.
— Да? Это, какие, например? — нахмурился Погодин.
— Котик, давай в другой раз, а? Мне, правда, бежать нужно уже, — попыталась избежать ненужного разговора старшая медсестра. — Ну, не примитив, извини, дурацкое слово. Хорошие, хорошие рассказики. Я даже увлеклась, сама не заметила, как всю папку прочла. Петенька, ты жуть какой талантливый, честное слово! Ты же знаешь. Я никогда не вру.
— Спасибо тебе, милая, за честную критику, — успокоился Погодин и погладил Аллочку по спине.
Федор Иванович встал из-за стола и галантно поклонился своей собеседнице.
— Благодарю за компанию, сударыня! — громко произнес он.
— Да ну что вы! Это вам спасибо, вы так интересно все рассказываете, — улыбнулась яркой и добродушной улыбкой женщина.
Довольный комплиментом Федор Иванович поставил свои тарелки на тележку для грязной посуды и вышел из столовой. И только после этого женщина посмотрела на свои тарелки и поняла, что ни к чему так и не притронулась. Она взяла ложку и стала есть суп. Внезапно из ее носа в тарелку закапала кровь. Женщина, не совсем понимая, что с ней происходит, приподнялась из-за стола, ее повело немножко в сторону, и она, задев стол, упала на пол.
Из-за соседнего стола вскочил толстый мужчина.
— Эй! Что с вами?! — закричал он. — Врача сюда! Женщине плохо!
Груша, приподнявшись на носочки, посмотрел через плечо Васи на женщину, которая лежала на полу и дергалась в судорогах.
— Видал?! — зашептал на ухо Виталик Грушин Васе. — Иваныча послушала — и брык с копыт!
— Ага. Хорош заливать! — ответил Василий. — У тетки эпилепсия, к гадалке не ходи.
В шестнадцатой палате терапевтического отделения стало еще холодней. Сарнацкая отложила в сторонку газету и накрылась одеялом. Неприятное чувство тревоги накрыло ее тело мурашками. Она чувствовала, что что-то не так, что за всем этим холодом стоит жуткий могильный мрак. И пожилая женщина вдруг подумала, а что, если она чем-то серьезно больна и ей уже не суждено быть выписанной из этой больницы?
— В таком жутком холоде мы точно схватим воспаление, — нехорошо закашляла Мария Ивановна. — У меня уже кашель, гляди! А никто даже не чешется.
— Да, кому мы нужны, Мария? — ответила на ее реплику Чеславовна. — Кто об нас думать-то будет?