Мирон выплюнул кровь и предпринял попытку перевернуться на спину. Круглова стала бить кулаком по голове Мирону, тот попытался отбиться рукой. Но Елена Степановна схватила за эту руку и заломила ее за его спиной.
— Больно! — завопил мужик. — Отпусти, дура!
Он, надеясь на пощаду, три раза ударил по полу. Круглова со всей силы вывернула руку Мирону, и тот захныкал.
— Тротил! А-а! — завизжал он сквозь слезы. — Громила! Помогите! А-яй!
Громила сорвался со своего места, но Тротил успел остановить его криком:
— Стой, пускай сам справляется.
Круглова закрутила руку Мирону настолько сильно, что она затрещала. Мирон вскрикнул и потерял сознание. Елена Степановна поднялась и правой ногой ударила по шее поверженного противника.
— На тебе, тварь! На! — заорала она, не переставая при этом бить по голове Мирона. — На тебе! На тебе! Мы тоже так умеем!
Неожиданно за спиной Кругловой появился Тротил и оттолкнул ее к стене.
— Остынь, детка! — как-то ласково, по-отечески, произнес он. — Побереги силы!
Тротил повернулся лицом к Громиле и показал пальцем на Мирона.
— Выкинь его в мясорубку, чтоб не вонял здесь.
Громила сорвался со своего места, схватил за руку Мирона и потянул к выходу из душевой.
Тротил взглянул в глаза Кругловой и улыбнулся ей. От его улыбки ее ноги стали тяжелыми, ватными, готовыми вот-вот подкоситься.
— Ох, какая ж ты у нас горячая девушка, — прошептал моральный урод. — Сколько страсти в тебе.
Круглова сплюнула на пол кровавую слюну и ответила Тротилу:
— Пошел ты в жопу, надувной шарик!
В кабинете заведующего ожоговым отделением, на полу, напротив друг друга сидели профессионалы своего дела Кожало и Магамединов. Между ними шла тяжелая и напряженная игра. Максим Викторович оттянул свой средний палец и стукнул им по лбу Кожало.
— Профессор, счет: сорок два — ноль, — сообщил он. — Играем еще?
Дмитрий Антонович не стал торопиться с ответом. Он почесал затылок, затем свой нос и только тогда кивнул.
— Играем.
Магамединов наклонился и отвесил еще один фофан.
— Профессор, счет: сорок три — ноль, — прокомментировал Максим Викторович. — Играем еще?!
— Играем! Играем! — закричал Кожало и после того, как почесал затылок, внес серьезное предложение. — Только теперь давай ты будешь профессором.
— Хорошо, а кем будешь ты?
— Я? Доцентом!
— Хорошо, — согласился Магамединов и сделал очередной фофан. — Доцент, счет: сорок три — один в вашу пользу.
— О, коллега! Вы видите?! — обрадовался Дмитрий Антонович. — Ситуация в корне изменилась. Так что, играем дальше?!
В кабинет, постучав для приличия, вошел Николаев.
— Ну, как ваши дела, ребята? — спросил он.
Кожало бросил радостный взгляд на Павла Петровича и ответил:
— Игра в самом разгаре! Если хотите, присоединяйтесь.
Николаев подошел поближе к играющим.
— Нет, спасибо! — сказал он. — Я просто посмотрю!
Тут же открылась дверь, и в кабинет ворвался Погодин.
— Вот вы где, Павел Петрович! — закричал завхоз терапевтического отделения и мастер романов ужасов по совместительству.
Николаев повернулся к нему и горько улыбнулся.
— Рассказывай, как дела, Погодин.
Петр Алексеевич развел руками.
— Дела не очень, но часам к десяти люди соберутся, не все, конечно, но человек двадцать придет.
— Этого мало! — воскликнул Николаев.
— Что поделать! — вздохнул Погодин. — Сколько есть.
Ни с того, ни с сего в беседу влез Магамединов.
— Извините, коллеги, но вы в своем уме? — спросил он. — Какое соберутся?! Время совсем позднее, все пописают и спать лягут.
Николаев бросил резкий взгляд на Магамединова. На лице Павла Петровича появилось искреннее удивление.
— Черт! — закричал он. — А Магамединов ведь прав!
После чего Павел Петрович посмотрел на несчастного Петра Алексеевича.
— Погодин, ты меня прости, но тебе придется все отменить.
Бедный завхоз от неожиданности округлил глаза.
— Ты что?! — возмутился он. — Это катастрофа! Люди и так долго думали, прежде чем согласиться.
— Прости, мой друг, — сказал Павел Петрович. — Я кое-чего не учел. Да и людей соберется совсем мало. А нам надо так, чтоб наверняка…
— Не знаю! — сорвался на крик Погодин. — Не знаю, Николаев! Но с таким подходом к делу у тебя ничего не получится!
Николаич, Игоревич и Хмельницкий, как и договорились, расположились на кухне за небольшим столом для того, чтобы попить чай и провести дружескую беседу.