Одна из тварей, очевидно, считала себя умнее прочих. Вместо того, чтобы сразу напасть на беглеца с револьвером и получить свою пулю просто и без затей, она запрыгнула на карниз дома над его головой, намереваясь, видимо, соскочить вниз и раздавить мистера Мэйхью.
Вот только забредший в Фли человек с револьвером был не так-то прост. Не поворачиваясь, он вскинул руку с оружием в сторону карниза и нажал на спусковой крючок.
Меткая пуля настигла шестиногого.
Завалившись набок, блоха упала на землю в паре шагов от своего убийцы, обдав его фонтаном грязных брызг. Еще одна блоха приземлилась рядом с ним. Стремительным движением она вонзила в полу пальто мистера Мэйхью два похожих на крючья когтя-шпоры и притянула его к себе, намереваясь впиться пастью в лицо.
Патроны кончились, но мистера Мэйхью это обстоятельство, казалось, не особенно огорчило. Перехватив револьвер, он ударил блоху по морде рукоятью. Тварь завизжала и, отцепившись от пальто своего несостоявшегося ужина, попыталась нащупать передними конечностями кровавую рану на том месте, где недавно были ее глаза. Ослепшая блоха закачалась из стороны в сторону, сделала пару неуверенных шагов, как пьяный канатоходец, и взвизгнула, словно проклиная мистера Мэйхью. Вот только того уже рядом не было.
Мистер Мэйхью мчался вдоль стены дома. Его изнутри жгла надежда, что ворота из Гру-Каррс в той стороне, куда он бежит, ведь в ином случае…
Времени перезаряжать револьвер у него не было, впрочем, тот не особо ему сейчас помог бы, ведь, начав стрелять в ночном Фли, мистер Мэйхью совершил большую ошибку.
На крышах окружающих пустырь домов появились десятки блох. К Гру-Каррс прибывали все новые и новые шестиногие – выстрелы привлекли их со всех окрестностей.
За мистером Мэйхью началась уже не просто погоня, а настоящая охота. Дырявый Мешок стал ловушкой.
***
Сабрине не нравился дождь.
Талли Брекенбок так ей и сказал: «Тебе не нравится дождь. Отныне. – И пояснил: – Ты слишком дорогая и красивая кукла, чтобы мокнуть под ним. Несомненно, это не твоя заслуга, а просто факт. Бархат пропитывается влагой, его долго и сложно сушить, некоторые пятна и вовсе настолько коварны и невыводимы, что остаются навсегда. И не стоит забывать о волосах! Ты себе даже представить не можешь, дорогуша, что такое – сушить кукольные волосы! Ты же не хочешь походить на дохлую крысу, верно? А еще и краска… В общем, даже думать забудь о том, чтобы мокнуть под дождем, уяснила?»
Прежде, чем выставить Сабрину из фургончика, Талли Брекенбок вручил ей зонт. Кукле достался зеленый (очевидно, под цвет ее платья) зонтик с узором в виде рыжей (очевидно, под цвет ее волос) спирали.
И вот так она оказалась под дождем, устроившись на сундуке в тупике Гро. За ее спиной возвышалась зеленоватая стена дома – вся в обрывках старых афиш. Среди этих афиш висел фонарь.
Кукла не шевелилась, и со стороны могло показаться, будто она попросту выключилась, но на деле Сабрина наблюдала. И наблюдала она за дверью полосатого фургончика, соседствующего с бордовым Брекенбоковским домом на колесах. Фургончик этот был очень стар и потерт: краска на вертикальных синих и зеленых полосах во множестве мест облупилась, стекло в круглом окошке двери отсутствовало – его заклеили газетами. Сквозь щели изнутри в мокрую габенскую ночь пробирался тусклый свет.
Гуффин заперся там сразу, как получил свою странную посылку на воздушном шарике, и за все время покидал фургончик лишь один раз.
«Что же он там делает?» – с тревогой думала кукла.
Сабрине оставалось лишь гадать. А еще – переживать и надеяться, чтобы этот подлый человек не испортил ее Механизм.
Она глядела на фургончик Манеры Улыбаться и выжидала. Гуффин рано или поздно выйдет оттуда, и тогда она попытается пробраться внутрь и стащить Механизм. Когда она вернет его, ничто не помешает ей сбежать отсюда, а потом…
А что «потом», она не думала – все ее мысли сейчас были привязаны к той небольшой латунной штуковине, которую сжимали ее пальцы, когда она пришла в себя. Непонятная, необъяснимая вещь. Что же она такое? Почему ее тянет к ней? Почему она не может думать ни о чем, кроме как о том, чтобы вернуть ее?
– «Я не делала зла, я не думала злое, я добра и невинна, Зритель, отметь же, – пробормотала Сабрина, неотрывно глядя на запертую дверь полосатого фургончика. – Отметь же. Отметь же. Отметь же! Но беда приходит ко всем, не разбирая, кто невинен, а кто виноват. Кто невинен, а кто виноват, виноват, виноват! Моя беда явилась в полночь, я лежала в своей холодной постели и видела тягучий сон про стылый, пустой, дремлющий дом, когда на пороге моей комнаты появился вдруг Он! И ужас… и ужас…»