Сабрина забыла, что там дальше. Она опустила взгляд на клочок бумаги, который держала в руке. Бумага была вся исписана кривым, шатающимся и заваливающимся, как пьяный шут, почерком пьяного шута Талли Брекенбока.
– «И ужас во сне сковал мое сердце, а потом ледяные пальцы Убийцы сковали мое тонкое хрупкое горло…»
Сабрина учила свою роль.
Пьеса «Замечательная и Невероятная Жертва Убийства» была очень сложной. В ней таилось много боли, жестокости и мрачных красок. В каждой реплике прослеживались безумие и прорывающееся наружу отчаяние Талли Брекенбока. Пьеса была продумана до мельчайших подробностей, и при этом она рассказывала историю, которая запросто могла однажды произойти в действительности.
Сабрина надеялась, что описанные в пьесе события никогда не происходили на самом деле и что все это просто вымысел, поскольку ужасы и роковые события, подстерегавшие главную героиню, Бедняжку, по-настоящему пугали. Но больше всего Сабрину пугало то, что играть жертву убийства ей предстояло вместе с Манерой Улыбаться, жестоким и безжалостным человеком – настоящим убийцей, который так хладнокровно вышвырнул из корзины воздушного шара бедного Джейкоба.
Манера Улыбаться… В эти самые мгновения он, вероятно, претворял в жизнь ужасный злодейский план и, возможно, намеревался убить еще кого-то…
Сабрина пыталась исподволь предупредить Талли Брекенбока, но тот не понял ее намеков или же сделал вид, что не понял. Еще там, в фургоне, он сказал:
– Вот ведь мерзавец.
– Что?
– Он улыбается… – будто сам себе ответил шут. – С каких это пор он улыбается?
Сабрина помнила, как Гуффин улыбался, когда убил бедного Джейкоба. Но она не могла об этом сказать. Хотя это ведь не значило, что Талли Брекенбок сам не мог догадаться! От нее требовалось лишь немного помочь ему.
«Точно! – подумала Сабрина. – Брекенбок все сам поймет, а я и не причем. А Гуффин не сможет сломать Механизм, когда злой хозяин балагана заявится к нему в фургончик со своей плетью и помешает всем его планам. Нужно только успеть заполучить Механизм раньше Брекенбока…»
– Он действительно никогда прежде не улыбался? – спросила кукла, пристально глядя в спину стоявшего у окна шута.
Талли Брекенбок молчал и скрипел зубами. Почтовый воздушный шар под проливным дождем тем временем все ниже и ниже опускался, приближаясь к его нелюбимому и весьма подозрительно себя ведущему актеру, и вскоре бандероль наконец оказалась в руках адресата.
– Что же ты задумал? – прошептал Брекенбок, глядя на то, как Гуффин отвязывает коробку от шарика. – Что ты задумал?
– Задумал? – осторожно спросила Сабрина.
– Именно так! – Задернув шторки, шут развернулся и подошел к ней, топая ходулями. – Знаешь, как бывает: человек валяется на кровати и от безделья о чем-то раздумывает, что-то себе придумывает, много чего надумывает, кое-что додумывает, иногда позволяет себе взять и удумать что-то, но ему все мало. Ему надо что-то делать со всеми этими непотребными мыслишками, которые заполонили его головешку и лезут наружу. И тогда он начинает задумывать! Сперва у него появляется идея. Глупая, разумеется. Но он почему-то убеждает себя, что ничего глупого в ней нет. И начинает ее воплощать. Это и называется «задумать».
– А может… может, он просто злой?
– Ха! – воскликнул шут. – Ха! И еще раз – ха! Это я просто злой! А этот пройдоха вынашивает какой-то мерзкий-дерзкий, дерзкий-мерзкий план, дорогуша. Еще бы понять, в чем он состоит.
Склонившись над куклой и внимательно ее осмотрев, Брекенбок принялся отвинчивать струбцины и снимать с куклы прищепки – клей уже, видимо, достаточно просох.
– Сперва этот долг кукольника, – продолжил он. – Потом исчезновение Пусто… – увидев, как Сабрина возмущенно дернулась, он тут же исправился: – Джейкоба. Твое появление здесь. Эти посылочки таинственные. И еще гаденькая улыбка. Что я забыл?
– Ящик на тележке? – подсказала Сабрина. – Может, то, что в нем находится, как-то связано с его планом?
– Ящик, да… – задумчиво пробормотал Брекенбок. – Откуда он взялся? На нем стояли штемпеля почты Габена. Кто-то его прислал Манере Улыбаться. Кто? Тот же, кто прислал посылку ему сейчас?
– Может, стоит заглянуть в ящик?
Скрючившись в три погибели, Брекенбок по очереди надел на ноги куклы почищенные и натертые до блеска зеленые туфельки с пуговками.