Единственный раз, когда Сабрина видела Гуффина после своей починки, был едва ли не сразу же, как она очутилась под дождем.
Хозяин балагана указал ей на сундук у стены под фонарем и, убедившись, что она начала учить роль, исчез в своем фургоне. Стоило его двери захлопнуться, как отворилась другая.
Манера Улыбаться в своем неизменном зеленом пальто выпрыгнул под дождь, как Джек-из-табакерки, и, раскрыв зонт, направился прямиком к кукле.
– Я знаю, что ты делаешь, маленькая дрянь, – прошипел он, подойдя. – Немедленно прекрати.
– Прекратить учить роль? – дрожащим от страха голосом спросила Сабрина.
– Не прикидывайся дурочкой, – ухмылка на губах Гуффина превратилась в злобный оскал. – Ты пытаешься подвести этого болвана Брекенбока к определенным выводам на мой счет. Наводящие вопросы, мыслишки, которые ты ему вкладываешь в голову, хитрая маленькая дрянь.
– Но я не…
– Я все знаю. Я все вижу. И все слышу. Я всегда рядом. Я – повсюду! Если ты еще раз хотя бы заговоришь с Брекенбоком обо мне… или нет – хотя бы глубокомысленно промолчишь на его какое-то там высказывание, и он о чем-то из-за этого догадается, я возьму клещи и разломаю твою эту уродливую металлическую штуковину. Поняла?!
Сабрина кивнула.
– Мерзость! – прорычал шут напоследок, а затем скрылся в своем фургончике.
«Он догадался! – с отчаянием думала кукла. – Конечно, он подслушивал, пока Брекенбок чинил меня, но я надеялась, что он ничего не поймет…»
С того момента Сабрина заказала себе впредь что-либо говорить Брекенбоку о его главном актере. Если Гуффин действительно повсюду, ему ничего не стоит в любой момент сломать Механизм!
– Но только если ты не выйдешь куда-то, а я его не стащу, – прошептала Сабрина, с ненавистью глядя на полосатую дверь. – И я вовсе не слежу за тобой, мерзкий, плохой Гуффин, я просто учу свою роль. Ты ведь слышал, как Брекенбок велел мне сидеть здесь и заучивать реплики. Так что это совсем не подозрительно… и не странно… Я просто учу свою роль…
И Сабрина действительно учила роль.
Ливень лил. Молоток стучал. Горячий пар сушил вещи на веревках. Кухарка, мадам Бджи, набирала в котел дождевую воду. Все шло своим чередом…
…Вокруг фонаря мельтешили ночные бабочки. Они бились своими хрупкими тельцами о стекла плафона, их лапки оплавлялись, но эти крошечные существа были упорны в своем саморазрушении. Среди пыльно-серых и буро-ржавых крылышек мотыльков шелестели большие и красивые сиреневые.
«Откуда ты здесь? – подумала Сабрина, с восхищением глядя на сиреневого мотылька. – Должно быть, вылетел из какой-то трубы. Какой же ты…»
– Красивый, верно, милая мисс? – раздался хриплый голос откуда-то из ливня.
Сабрина вздрогнула и повернула голову. На нее глядел один из актеров Брекенбока. Она его уже видела раньше. Этот человек мелькал то здесь, то там, будто пытался пролезть в каждую щель, которую учует его нос. Брекенбок постоянно отправлял его по всяким мелким поручениям – в основном, вынюхивать, подглядывать, что-то украсть… Как же его зовут?
– Заплата, милая мисс, – представился этот человек. – А вы – кукла Сабрина, которая вскружила голову нашему боссу?
– Я никому ничего не кружила! – Сабрина уже была готова обидеться – она не понимала этого выражения.
– Ой, ну что вы, милая мисс. Здесь же нечего стесняться! – скривился Заплата, сплюнув в лужу и тем самым добавив переулку сырости и мерзости. – Наоборот – гордиться. Говорят, наш милый мистер Брекенбок вырезал себе сердце и спрятал его на донышко одного из своих чемоданов, где оно пылится среди прочего хлама. А вы его, видать, отыскали, милая мисс…
Сабрина поняла: для этого неприятного человека все кругом – «милые люди».
Она никак не могла взять в толк: Заплата – плохой человек или только выглядит, как плохой человек? Он подобострастно улыбался, а глазки его бегали по сторонам. Он дышал с присвистом, а когда говорил, неприятно шепелявил – это из-за отсутствия изрядного количества зубов. Заплата кутался в коричневое пальто, его длинные неаккуратные волосы торчали из-под мокрой бесформенной шляпы. Он не был стар, но выглядел как старик – вероятно, из-за образа жизни. И воняло от него изрядно: Сабрина давно поняла, что может чувствовать запахи, хотя другие куклы в лавке, вроде того же Малыша Кобба, этого не умели – более того, они даже не понимали, о чем идет речь, когда она спрашивала: «Что это там пахнет из корзины со старыми кукольными носами? Кажется, мышь забралась туда и там умерла…» Сабрине не нравились запахи, не нравилось их чувствовать. Наверное, потому, что она чувствовала лишь неприятные.