– Ты жила там с другими куклами? – спросил тем временем Брекенбок. Его интерес был неподделен, и это пугало еще сильнее.
– Я совсем не помню других – только Малыша Кобба и… – она вдруг оборвала себя. Перед глазами предстало точеное бледное лицо с пурпурными глазами-пуговицами и узенькой невеселой улыбкой. Длиннющие пальцы в белых перчатках гладят ее по волосам, и эти прикосновения заставляют ее дрожать.
«Он тоже там был, – подумала Сабрина. – Обладатель костюма, пошитого будто бы из обивки старого кресла. Но не все время. Приходил и уходил. Он временами сидел рядом со мной в подвале – уговаривал меня ждать и верить. Он умолял терпеть ради… но ради чего? – Этого она не помнила. – Его имя… оно так близко, почти-почти всплывает в памяти… м-м-м… нет! Никак не вспомнить… Как же его зовут? Хозяин еще шутил, что его назвали в честь пилюль от кашля…»
– И?.. – Голос Брекенбока вырвал Сабрину из размышлений.
– Там была еще одна кукла, – чувствуя, как печаль захватывает ее с головой, негромко произнесла она. – Но теперь в лавке игрушек совсем никого не осталось.
– Когда он тебя сделал? – спросил Брекенбок. – Год назад? Прошлой зимой? А может быть… – шут на мгновение замолчал, – два с половиной года назад?
– Я не помню, – ответила Сабрина.
– Ты не выглядишь особо новой, – сказал Брекенбок. – Хотя отчасти это, должно быть, заслуга Гуффина. И хватит мне врать о неловких падениях – я ведь хорошо его знаю. И все же тебя сделали явно не вчера. А твои пуговицы… Изумрудное дерево, алмазный лак. Каждую такую пуговицу в «Граббс-банке» можно обменять на пять сотен пуговичных фунтов. Их ровно семнадцать. Это восемь с половиной тысяч фунтов. За такие деньжищи можно купить весь Габен по эту сторону канала. Думаю, не будет преувеличением, если я скажу, что ты сейчас – самое дорогое, что есть в Фли. Откуда у какого-то кукольника такое богатство?
– Я даже не представляла, сколько они стоят, и думала, что это простые пуговицы, – призналась Сабрина. – Они всегда были на моем платье. Не знаю, откуда они взялись у Хозяина. Хозяин не был богат. Когда-то был, но потом нет. Все изменилось после разорения кабаре «Тутти-Бланш» за стеной. В каждый кабаре-вечер перед выступлениями и после них лавка в переулке Фейр полнилась народом – люди даже устраивали торги за какую-то из его кукол прямо у стеллажей с игрушками. А потом что-то произошло. Кабаре закрылось. Хозяин рассказывал, что еще какое-то время не знал, что это случилось: он все ждал, что к нему придут покупатели и начнут спорить из-за его кукол, но никто не приходил. И в какой-то момент он совсем перестал делать кукол. Я не знаю, сколько прошло времени – может, неделя, а может, и год – пока однажды он не вернулся с прогулки со схемой новой куклы – эти черчения он купил у какого-то пройдохи со станции «Тарабар», занимавшегося темными делами. Хозяин сделал куклу по новым схемам, но ничего хорошего из этого не вышло. Малыш Кобб оказался настоящим монстром – однажды он отломал мне палец и швырнул его в камин. Хозяин жестоко наказал его за это – разобрал на части. И так Малыш Кобб висел неделю – все его части отдельно: он орал, плакал и ругался. После этого Малыш Кобб не смел ко мне прикасаться без позволения Хозяина. А потом его купили – Хозяин продал его какому-то наивному папаше, который искал подарок к празднику для своего сыночка. Больше кукол на продажу в лавке не осталось. После закрытия кабаре Хозяин становился все беднее. Сперва у нас всегда горел камин, но вскоре Хозяин стал греться от примуса. Сперва заказы и меню приносили из ресторанчика «Тарталетки Кри», но затем Хозяин стал питаться тем, что находил где-то сам. У него не осталось денег даже на то, чтобы купить керосин для лампы… А потом он принес это платье. Я не знаю, откуда оно взялось.
– Целое состояние, взявшееся вдруг и из ниоткуда, – пробормотал Брекенбок. – Может, платье ему дал тот, кто заказал тебя? Какой-то богатенький толстосумчик?
– Я не знаю, для кого я была сделана. Хозяин говорил, что я – музыкальная шкатулка, созданная, чтобы играть и петь для него, но, думаю, это ложь. Я не помню… очень многого. Как будто… как будто…
Брекенбок выразительно поглядел на Сабрину.
– Как будто кто-то покопался в твоей рыжей головке и убрал оттуда все, что посчитал излишним?
Сабрина промолчала: она именно так и думала. Манера Улыбаться на воздушном шаре сказал то же самое, почти слово в слово.