Ажиотаж на станции был понятен: вдали показался трамвай, надвигающийся, как плохое настроение. Из труб валил дым, несколько фонарей светились, подобно глазам какого-то гигантского насекомого.
Будущие пассажиры поднялись на ноги, достали билеты.
Людное место и появление трамвая, который должен был отвезти Джейкоба Фортта домой, подействовали на него ободряюще, и недавние страхи постепенно начали казаться шуту чуть ли не надуманными. Переулок, задворки кабаре «Тутти-Бланш» и лавка кукольника словно остались во вчера. А вчера – все знают – мало кого может испугать, ведь оно было… вчера. Страх отступил или, вернее, уступил место поселившимся в голове Фортта неясным мутным предчувствиям, а сам он, если представить, что все это и правда был какой-то спектакль, на время уступил место главного героя кое-кому другому.
Фортт успел лишь подумать: «А вдруг кукла все же проснулась именно от боя часов? И тогда это значит… тогда это значит… значит… ззнуазз…»
Пластинка мыслей шута на этом месте заела, словно проигрывалась на старом, расхлябанном граммофончике. Дальше то, о чем он думал, узнать не удалось бы, поскольку с этого мгновения на какое-то время он стал в этой истории лишь второстепенным героем.
На сцену вышел кое-кто другой…
…Если вернуться немного назад, примерно на пять минут, отнять парочку перебранок, несколько ругательств и совсем чуть-чуть шморганья носом, то можно снова увидеть Пустое Место и Манеру Улыбаться бредущими через переулок Фейр.
Часы пробили половину шестого, и кукла проснулась.
В первое мгновение она не поняла, что происходит.
«Где я?! – подумала кукла в отчаянии. – Темно! Тесно! Я… Меня куда-то несут!»
Она попыталась вспомнить хоть что-то, но в голове было пусто, как будто до того, как она пришла в себя, ее попросту не существовало, но… это ведь не правда!
«Сабрина…»
Имя въелось в память, словно клеймо, вытравленное выжигательной лампой. Ее звали Сабрина. Хозяин дал ей это имя, когда сделал ее…
Сабрина зашевелилась, пытаясь выбраться.
Рядом раздался чей-то злой голос, а затем ее ударили.
Сабрина заплакала. Хозяин научил ее испытывать боль и плакать. Хозяин жесток. Хозяину нравятся ее слезы – как-то он сказал, что они делают ее настоящей и похожей на… кого? Она не помнила.
Кукла неожиданно осознала, что ее пальцы что-то сжимают. Она попыталась рассмотреть, что это, но в мешке было слишком темно, и Сабрина лишь поняла, что держит какой-то… механизм, или деталь механизма, или деталь детали механизма. Она не имела ни малейшего представления, что это такое, но откуда-то знала, что это нечто очень важное. «Глядите, не потеряйте…» – всплыл в голове тихий шелестящий голос Хозяина, и, не совсем понимая, что делает, Сабрина открыла крошечную дверцу в груди, а затем спрятала внутрь себя этот странный предмет.
Поблизости звучали голоса. Два неприятных, хриплых, о чем-то спорящих незнакомых голоса. Кому же они принадлежат?
Сабрина расковыряла дыру в мешковине и сквозь нее увидела промозглый осенний вечер. Увидела улочку – даже меньше, чем улочку – какой-то темный проулок.
«Этого не может быть! – не в силах поверить своим глазам, подумала она. – Я больше не в лавке игрушек?! Я… я…»
Мысли смешались, но при этом совершенно причудливым образом в памяти возникли воспоминания…
Сабрина жила в лавке игрушек сколько себя помнила, но вот сколько именно… она как раз и не помнила: может, год, может, все десять лет. Хозяин держал ее взаперти. Он любил мучить ее – в его беспросветной и безрадостной жизни это было последним развлечением. Он убеждал Сабрину, что никогда ее не отпустит, что не позволит ей сделать хоть шаг за порог лавки игрушек. Его старых кукол одну за другой всех раскупили – даже мерзкого Малыша Кобба. Сабрина мечтала… изо дня в день, словно сирота из приюта, грезила о том, чтобы и ее забрали, но Хозяин убеждал «свою любимую куклу», что скорее разберет ее на части и бросит в камин, чем продаст, но… что же тогда произошло? Что изменилось?
«Хозяин передумал? Он… продал меня?!»
Выходило, что так. Все ее существо будто распалось на две части: одна – боялась поверить своему счастью – Хозяин больше не будет ее избивать, мучить и унижать, а другая… просто боялась – куклу пугала неизвестность: кто ее купил? куда ее тащат?
Сабрина попыталась разглядеть обладателей хриплых голосов. Рядом шел незнакомый мистер в коричневом пальто и котелке, у него были грустное лицо и длинный-предлинный шарф. Ей вдруг показалось, будто он заметил, что она подглядывает, и испуганно отстранилась от дыры.