– Вы сами на автобусе сюда ездите, на электричке?
– Я-то в основном на машине. Двадцать лет за рулем – привык. И на рынок, и в магазин, и в Москву. Но случается, барахлит, тогда приходится на автобусе добираться.
– Вы не вспомните, когда вы видели в последний раз отца Дмитрия? – спросила Катя.
– И вспоминать нечего. В тот самый роковой день и видел. Позавчера то есть, – Волков с живостью обернулся к ней. И она снова отметила, что он старается повернуть голову так, чтобы плешь на макушке была не видна.
– Расскажите, пожалуйста, все подробно, – попросила Катя. – Вы заходили в тот день в церковь?
– Нет, все вышло случайно, мы буквально столкнулись с ним на улице. Я возвращался на машине домой от своих знакомых – время было обеденное, где-то примерно часа два. А отец Дмитрий вышел за калитку. Он явно куда-то собирался. Я остановился, поздоровался. Хотел поболтать по-соседски, но он сказал, что торопится на автобус. Мы распрощались и… это все.
– Вы не предложили подвезти его до остановки?
– Нет, не предложил, – Волков развел руками. – Наверное, следовало, но я смертельно устал в тот день. Голова раскалывалась просто. И потом отец Дмитрий был не один.
– Не один? А кто был с ним? – спросил Колосов.
– На улице возле церкви его ждал какой-то парень. Высокий, совсем молодой. Он потом подошел к отцу Дмитрию, и они пошли вместе. Я понял – как раз на автобус.
– Это было в два часа? – уточнила Катя.
– Да, около того или чуть раньше.
– А этого молодого человека вы знаете? – спросил Колосов.
– Нет, не знаю. Но видел здесь раньше. По-моему, он из Лесного. Там начали реставрировать старый корпус больницы.
– Да, тут у вас раньше психушка была, – брякнул Колосов.
Волков усмехнулся:
– Была. И, как говорится, сплыла.
– А вы видели этого парня, что был с отцом Дмитрием, именно в Лесном?
– Нет, здесь в окрестностях встречал. Молодой такой, очень молодой. Кажется, они все в церковь приезжали из Лесного – летом это было.
– А вам не показалось, что отец Дмитрий чем-то встревожен, огорчен? – спросила Катя.
– Нет, напротив, он был бодр. Торопился на автобус. В руках у него был портфель или сумка… Нет, портфель – большой такой, вместительный. Это значило, что он, будучи в городе, заглянет в книжный магазин, в букинистический отдел. Он был знатоком и собирателем книг. А в подмосковных городках, особенно в глубинке, такие вещи порой можно найти… Сейчас ведь много библиотек закрывается.
– Он не говорил вам, что планирует здесь в церкви в субботу начать реставрационные работы? – спросила Катя.
– А как же – сколько раз говорил. Этот вопрос второй год уже у всех на слуху. – Волков закивал. – Насчет субботы, правда, я ничего не слышал. Если что-то сдвинулось, значит, деньги на реставрацию нашлись. Все ведь в отсутствие денег упиралось.
Больше Волков ничего про деньги не сказал. Катя отметила, а Никита и акцентировать на этой теме его внимание пока не стал. Деньги-то ведь не пропали. Они были найдены в портфеле рядом с телом. Катя посмотрела в окно террасы: зимние двойные рамы, сосны, скворечник. Белки уже там нет. Белки нет, скворечник есть. И деньги в старом портфеле тоже были оставлены убийцей на месте преступления. Что-то это напоминает. Что-то уже виденное однажды…
Она заставила себя слушать, не отвлекаться. Колосов расспрашивал Волкова про соседей.
– Тут все соседи в основном летом живут, – отвечал тот. – А сейчас сезон закончен. И там, и там, и вон там дачи пустуют. Приезжают хозяева только на выходные и то не каждый раз. Местных из Тутышей, из Воздвиженского я многих прежде хорошо знал. Но теперь большинство поразъехалось, – он подумал, назвал в числе соседей Захарова, какого-то старика Федотыча из Тутышей, затем Марью Никифоровну с железнодорожного переезда, продавщицу Варю Агапову и ее мужа. Назвал он и Дениса Малявина среди прочих.
– Значит, ваше мнение, Михаил Платонович, убийцу отца Дмитрия нам стоит искать только среди бродяг? – спросил Колосов.
– Не знаю. Вы профессионал в таком деле, я нет. Но кто другой это мог бы быть? – Волков покачал головой. – У кого бы еще рука на такое поднялась, кроме морально деградировавшего субъекта? Форменного социопата?
Когда они вежливо простились с ним и уже садились в машину, Колосов вдруг хлопнул себя по лбу:
– Я у него не спросил, по каким болезням он специалист. Ну тип, ну место… Ну божьи коровки… Терпеть это ненавижу – слякоть эту.
– Ну что ты все ворчишь как старый дед? – Катя в последний раз посмотрела на скворечник за забором – там ли белка? Снова пахло прелой листвой и грибами. И снова из зеленой дачи пел им вслед тенор Печковский: «Опять в душе моей тревоги и мечты, и льется скорбный стих, бессонницы отрада…» Волков, спровадив их, видно, снова включил свой магнитофон или музыкальный центр. А они так и остались с чем пришли. – Что ты ворчишь? – повторила Катя. – Тебе дали первую нить. У нас появился свидетель, видевший покойного незадолго перед убийством в компании неустановленного лица. Чем не нить для первоначальных следственно-оперативных мероприятий? К тому же свидетель указал предположительное местопребывание этого неустановленого лица – Лесное. Это вторая нить. И даже дал примету – возраст. Радуйся и этому. Когда нам с тобой сразу везло по трем пунктам?