Вход в Зоопарк представлял непримечательную арку. Сбоку были окошечки для касс, а в проходе стоял контролер.
С некоторой робостью Анканто прошел на территорию зоопарка и остановился в разочарованном изумлении: перед ним был если не пустырь, то место, так непохожее на сложившееся представление о зоопарке, что ему показалось, будто Виктор Новиков привел его совсем в другое место.
— Это зоопарк? — спросил он спутника.
— Зоопарк, — ответил Новиков.
Анканто огляделся. Кругом шли люди. Огромное количество людей, множество детей всех возрастов, Люди как люди, ничего в них особенного, интересного, такие, как Анканто, может быть, только живущие не на островах. Попалось несколько негров, но и они не заинтересовали Анканто. Были еще несколько человек, причудливо одетых, явно иностранцев, но и они были знакомы Анканто по журналам, кинофильмам и книгам.
Ему пришла в голову горькая мысль: а не обокрал ли он себя, жадно читая, жадно перелистывая иллюстрированные журналы, просиживая долгие вечера полярной ночи в сумраке кают-компании полярной станции? Весь этот мир был знаком ему до мелочей, и он чувствовал себя не чужаком, а только вернувшимся после долгого отсутствия. Ожидание чудесной встречи, неожиданности, оказалось обманутым, и он был в положении человека, который по необходимости съедал второй обед.
— А где же звери? — нетерпеливо спросил он.
— Будут звери, — ответил Новиков, но Анканто уже увидел его.
Слона. Серая громада стояла на небольшом возвышении, окруженная толпой любопытных людей. Слон лениво помахивал хоботом, похожим на ветку плавника, и пошевеливал огромными, серыми, как мешки из-под сахара, ушами.
Слон был до неправдоподобия живой, и можно даже было разглядеть маленькие глазки, которые с таким равнодушием и презрением смотрели на людскую толпу, что Анканто стало как-то неловко, и он постарался быстрее выбраться из тесного кольца жарко дышащих, возбужденных зрителей.
Следующим был обезьянник. Здесь было много детей с родителями. Один папаша старался разговорить большого шимпанзе, который грустно глядел в одну точку, словно погруженный в воспоминания.
Анканто долго смотрел на него и сказал Виктору Новикову:
— Родину вспоминает.
— Он родился в зоопарке.
— Правда?
— Точно.
— Значит, что-то другое вспоминает, — утешил сам себя Анканто.
Он медленно шел мимо обезьянника, мимо клеток, где содержались другие виды этих удивительных животных, и его охватывало непонятное чувство раздвоенности. Может быть, он просто не привык к этому, как не верил, что в ресторанах есть специальные люди, которые поют перед едоками, играют на музыкальных инструментах. Но было немного стыдно за людей, которые развлекались тем, что глядели на пойманных зверей.
Анканто теперь понимал, почему его родичи никогда не держали вольного зверя у жилища, хотя до запрета всегда можно было сколько угодно наловить белых медвежат или обрезать крылья у гусей и привязать их к столбикам. Что-то было в этом кощунственное, нечестное. Во всяком случае, для человека, который живет лицом к лицу с природой.
Большие жирафы грустно смотрели на охотника из-за высокой ограды и медленно двигали огромными, пухлыми губами серого цвета.
Над ухом Анканто гудел веселый, громкий голос Виктора Новикова, который взахлеб рассказывал о достижениях Московского зоопарка, о замечательных зверях, которые содержались здесь. Анканто старался внимательно слушать, но в мозгу стучала одна и та же мысль, которая не давала возможности воспринимать не только слова его спутника, но и веселую, оживленную толпу.
— Что с тобой, Анканто? — участливо спросил Новиков. — О чем задумался?
— Прежде чем человеку пришла мысль лишить другого свободы, он посадил в клетку зверя, — сказал Анканто и грустно огляделся.
— Дорогой мой, — развел руками Новиков, — да если мы будем каждое явление так рассматривать, жить невозможно будет. Вот сейчас увидишь своих родных белых медведей.
К белым медведям надо было пробираться с трудом. Поднялись по лестнице к сооружению из серого камня, и когда поравнялись с верхней его частью, Анканто услышал знакомое сопение.
В огромной каменной чаше, где в одном конце блестела лужица воды, распластавшись в изнеможении лежали три белых медведя. Они были не очень большие, может быть даже не старые, а молодые, этого года.
— Те самые, которых ты помог мне поймать, — сказал Новиков и огляделся, словно намереваясь сообщить всем, кто внимательно наблюдал белых медведей, что вот приехал человек, который живет как раз там, откуда вывезены эти удивительные звери, которые не выносят московского тепла.