Здесь следует пояснить еще одну вещь. Я упоминал, что Баторий, расспрашивая в Литве о пурпурном серебре, услышал легенду о "серебре Убуртиса". Содержание этой легенды известно, поскольку в свое время ее записал ксендз Людовик Адам Юцевич в "Воспоминаниях о Жмуди". Эта байка рассказывает о немецком рыцаре, который превратился в дьявола-душителя, когда жмудины сожгли его живьем (так может, речь шла об Ульрихе фон Книроде?), и о русском крестьянине Убуртусе, который пришел на Жмудь и дьявола победил, добыв его сокровищницу, укрытую в горе Джуга (Юцевич назвал эту легенду "Мудрый Убуртис и дьявол"). Весьма любопытным является предположительный источник легенды об Убуртисе. Так вот, один из сотников смоленского полка, что был вспомогательным для польско-литовской армии под Грюнвальдом, звался Убуртянец или же Убуртинов (в немецких источниках: Uburtinus). Именно эта сотня русинов на обратном пути на родину отсоединилась от своего полка и пошла кружным путем, через Жмудь.
Вся последующая часть истории пурпурного серебра содержится в рамках длившегося несколько столетий поединка между Великим Княжеством Московским, с течением времени превратившимся в Российскую Империю, и Польшей – поединка, в котором Польша, сама не зная о том, обречена была на поражение и уничтожение. Тот, кто начал бы читать "Молчаливых псов" с предыдущего предложения, спросил бы сразу: почему это Польша в XVI и XVII столетиях – гигантская держава, растянувшаяся между Балтикой и Черным морем на севере и юге, между Одером и Днепром на западе и востоке, заранее была обречена на поражение и уничтожение? Ответ не заключается исключительно в пурпурном серебре, хотя оно оказало весьма полезным, а под конец – и решающим инструментом этого поражения.
Начнем с того, что в России империалистическую кровожадность повелителей поддерживал распространенный во всем обществе культ тех же повелителей, в то время, как в Польше из поколения в поколение привилегированные классы, магнаты и шляхта, силой понижали ранг и рамки власти монархов, приведя ее, в конце концов, до комического уровня. Польша сделалась курьезно страной Европы – у нее единственной не было сильной регулярной армии (ее заменяло шляхетское ополчение, которое становилось в ряды, если того желало, и не становилось – если не желало), и она не знала сильной, абсолютистской, королевской власти, способной вести осмысленную внешнюю и внутреннюю политику. Отсутствие такой власти было не только результатом моральной нищеты и глупости обладателей голубых кровей, но еще и их продажности; "молчаливые псы" изнутри и втихую, неумолимым терпением разлагали народ и его правительство, как бактерии разлагают больную плоть. Действовать тем же оружием в отношении противника было нельзя в свяхи с другим существенным недостатком – отсутствием в Польше пурпурного серебра, которое Россия берегла, словно зеницу ока, и которым весьма разумно пользовалась.
Баторий был сильным правителем, и "молчащие псы" не могли придержать его эффективно, как только устроив ему "неожиданную" кончину. Русский историк Карамзин писал: "Король этот, один из величайших монархов на свете и самый страшный неприятель России, кончиной своей доставил много радости Москве". Потом был еще один шанс, уже последний столь крупный – в XVII столетии.
В 1610 году главнокомандующий польских войск, гетман Станислав Жулкевский, разнес на клочки русскую армию в битве под Клушиным, занял Москву, склонил русских бояр к избранию царем польского королевича Владислава IV и начал готовить польско-русскую унию. Все шло, как по маслу, русская аристократия в большинстве поддерживала поляка. И если бы все это удалось, сегодня Польша доходила бы до Камчатки, разговаривала бы со США как равный с равным, а может даже, как и более равный. А не удалось дело потому, что папаша, польский король Зигмунд III, сделал все, чтобы… отодвинуть сына от царского престола! Боярин – хранитель сокровища, человек, имени которого мы не знаем, и который действовал в сговоре с двуличным (на первый взгляд способствующим Польше) московским патриархом Филаретом – вскрыл на Жмуди тайник со сребрениками, и новорожденные "молчащие псы" из окружения Зигмунда стали подстрекать отца против сына. Зигмунд III потребовал царского трона для себя лично, а от русских, чтобы те оптом перешли в католичество, что было нонсенсом, и что, естественно же, возмутило православный народ. В результате всей той польской свары царем стал… сын Филарета, Михаил, тем самым учредив династию Романовых. Миру известно мало случаев, когда из рук выпускают столь грандиозный шанс.