"Я пришел к выводу, что если и есть нечто, что всех нас объединяет, то это наша собственная история (…) и это дело слишком серьезное, чтобы можно было оставить его политикам и историкам".
Я прошу отложить эту книгу всех тех, кто не любит истории, кто погружается исключительно в современности. "Когда мы говорим "история", то инстинктивно думаем о прошлом; и это ошибка, поскольку история представляет собой помост, соединяющий прошлое с настоящим, и в то же самое время определяет направление, направленное в будущее". Приведенное выше предложение, взятое из работы превосходного историка Алана Невинса "Gateway to History", как нельзя более лучше соответствует "Молчащим псам". И еще Р. Д. Коллинвуд, который написал в "The Idea of History":
"Всяческая история является современной историей: не в бытовом значении данного слова, когда современна история означает описание событий относительно недавнего прошлого, но в точном смысле – осознания наших действий в ходе их совершения. Тогда история является знанием о самом себе живого разума".
И речь как раз идет об этом сознании и знании о себе, ибо "человек, лишенный исторической памяти, не приготовлен к трудностям сегодняшней жизни" (Чингиз Айтматов).
Главными героями данного рассказа станут личности польской и русской национальности, а так же представители венгерского семейства Кишшев, потомки ротмистра Шандора Кишша, того королевского "desperado" для специальных поручений, которого Баторий привез из Венгрии на берега Вислы, и семья которого здесь уже и осталась. Все мужские представители рода Кишшей были обременены заданием, которое им поручил исполнить ротмистр Шандор, но сменялись поколения, а задание все так же оставалось неисполненным. Когда в 1765 году умер 68-летний Ференц Кишш, на поле боя оставались еще: его сын, 35-летний Имре Кишш, авантюрист, ищущий счастья в самой далекой Азии, и внук, 15-летний Золтан Кишш, сирота с рождения, поскольку мать его скончалась родами. Ференц Кишш на смертном ложе передал сыну сведения, собранные предыдущими поколениями Кишшей, и взял от него клятву, после чего спокойно уснул. С этого момента Имре Кишш должен был сам заняться своим сыном, поскольку на свете они остались абсолютно сами – последние из Кишшей.
Однажды летним утром, продав семейную деревню в Малопольше и все, что только можно было продать, три человека отправились в Варшаву: Имре, Золтан и их слуга Станько. Станько радовался, поскольку мог, наконец, сбежать от беременной Марины, дочери кузнеца. Золтан тоже радовался про себя, так как, наконец, мог увидеть что-то помимо дедова имения. Ну а Имре был пропитан горячкой пурпурного серебра, отыскать которое его обязывали три вещи: семейная традиция, клятва и любовь к невозможным вещам.
ГЛАВА 1
"A LA MORT"
Я всхожу на башню и вниз гляжу со стены:
Над долиной, над вязами, над рекой, словно снег,
Белые клочья тумана, и свет луны
Кажется не зыбким сиянием, а чем-то вовек
Неизменным — как меч с заговоренным клинком.
Ветер, дунув, сметает туманную шелуху.
Странные грезы завладевают умом,
Страшные образы возникаю в мозгу.
(Уильям Батлер Йейтс "Башня, перевод Григория Кружкова)
Все, что я сейчас расскажу, я увидел с Башни Птиц, что стоит неподалеку от города, словно забытый страж разрушенного дворца. Ее стройный силуэт из черных, поседевших камней, высится с севера над горизонтом, а ветер, непрестанно дующий с востока, тихо шелестя, обдувает ковры трав и врывается в ноздри, принося запах далеких пространств и какое-то рвущее душу беспокойство. Осенью он срывает листья с деревьев, оставляя мрачные скелеты. Пустоши, растягивающиеся между башней и городом, делаются тогда похожими на сожженную землю. Бесплодные залежи и бурое небо, будто во сне.
До меня в башне проживал безымянный старик, о котором хорошо говорили только птицы, потому что он их кормил и умел3с ними разговаривать. То был уже последний отшельник, понимающий животных в цивилизации, что существует и до настоящего времени, и в которой первым инстинктом человека, к которому приближается животное – это схватить или ударить. Человек вечно оставался глухим к дружбе, сигнализируемой другими созданиями, он игнорировал всяческие знаки понимания и сигналы тактичных приглашений, пока это недружелюбие создало между ним и животными непреодолимый разрыв. Осталось сожительство со вшами, гнидами, клопами и тараканами, ну и традиционное алиби в форме плененных птиц, избиваемых плетью лошадей, скота и домашних собак, но уже тогда, в первых годах станиславовской эпохи, в моду начали входить все менее разумные породы собак, словно бы человек желал избавиться от комплексов, что рождаются тогда, когда хозяин до неприличия глупее своего четвероного питомца.