— Пойдём, поможешь.
Себеруя они отстранили молча. Тот хотел что-то сказать, но только бессильно махнул рукой.
Тэмуйко не двинулся, когда к нему подошли. Пасса накинул петлю. Тэмуйко не испугался, тряхнул головой, чтобы петля удобно сидела и не тёрла шею.
Суров закон тундры. Кто уходит из жизни, забирает своё. Не отдашь — покойный придёт за ним. Бывало, целые стойбища забирал.
Боль сдавила горло Тэмуйко. Он вскочил, зашатался, пытаясь утвердиться на уходящей из-под ног земле.
Себеруй отвернулся, но тут же, задыхаясь, крикнул:
— Стойте! Не надо! Я беру грех на себя. Пусть живёт. Она его грудью кормила.
Пасса будто ждал этих слов. Бросив аркан, сказал Алёшке:
— Отпусти.
ой ночью, когда Тэмуйко был с матерью-хозяй-кой, он в снежном буране потерял дорогу и остановился. Хозяйка распрягла оленей, ласково потрепала своего любимца по шее и ушла к нарте. Тэмуйко слышал оттуда её голос.
Потом случилось неожиданное. Олень, что был в упряжке крайним, шарахнулся и пропал в снежном вихре. Вскоре и остальные учуяли запах волка, разлетелись в разные стороны. В беге повернув голову, Тэмуйко совсем близко заметил тень и даже услышал лязг зубов и нервное дыхание волка.
Тэмуйко бежал легко. Спасали длинные ноги. Не отставал и Хромой Дьявол. Немного погодя олень взглянул в ту сторону, откуда ждал нападения. Волк медлил, как-то нелепо готовясь к прыжку.
Хромой Дьявол не мог решиться. Прыжки давались ему трудно, к тому же сейчас сбивал дыхание азарт.
Сильный порыв ветра спас Тэмуйко. В то время как волк распластался в прыжке, ветер ударил так резко, что Хромого Дьявола отшвырнуло в полёте на несколько метров.
Бой Тэмуйко решил не принимать. Он то ускорял бег, то еле шагал, тяжело раздувая бока, будто совсем выбился из сил. Хромой Дьявол понимал оленя и, обманывая себя, плёлся за ним.
Ушли довольно далеко. Потянуло дымом, и Тэмуйко умчался к стойбищу. Волк бросился было за ним, но тут же остановился и, задрав морду, завыл от бессилия и отчаяния. В глазах его была тоска, злая, голодная. Но плакал Хромой Дьявол недолго. Вспомнив о чём-то, замолк и повернул назад по свежему, ещё не совсем занесённому следу.
...В одну из вёсен Некочи готовилась кормить ребёнка. Но девочка родилась и сразу умерла.
В ту же весну, в последнюю, яростную пургу, появился на свет Тэмуйко. Маленький, с любопытной мордочкой, красивыми длинными нож-ками, он стал любимцем Себеруя и Некочи.
Мать Тэмуйко была годовалой важенкой. Частенько отбивалась она от стада, уходила в тундру. Оленёнок, бывало, охрипнет, ища её, Она же лишь под вечер приходила к нему.
Однажды ночью, когда дежурил Себеруй, волк отогнал её от стада. Важенка металась из стороны в сторону и всё рвалась к одиноко стоявшему кусту ольхи. Но волк оттеснял её в тундру. Скоро они потерялись во тьме.
Олени в упряжке запутались, и Себеруй не мог помочь важенке.
— Угнал собачий сын, — с досадой плюнул он. И тут вспомнил о кусте ольхи. Что ей там надо было?
В кустах, раскинув ножки, запрокинув далеко назад лобастую голову, спал Тэмуйко, любимец Себеруя. Что теперь с ним делать?
— Хороший был бы олень, — тяжело вздохнул Себеруй.
Тэмуйко проснулся, поднял голову, поводя фиолетовыми глазами. Увидел Себеруя, вскочил испуганно, отбежал. Подозрительно посмотрел — мол, что за зверь такой.
А «зверь» любовался им, и сердце его сжималось от жалости: выживет ли без матери?
Весь день Тэмуйко звал мать, бегал на старые пастбища, принюхивался. Важенки не гнали его, но к вымени не подпускали.
Себеруй надеялся: прикормит какая-нибудь, примет нового сына.
Вечером Алёшка сказал:
— Кончай ты его, дедушка. Весь день ходил и плакал голодный...
Себеруй не ответил.
За чаем Некочи была расстроена, просыпала на пол сахар и чуть не уронила стакан.
— Ты что?
— Поймай Тэмуйко.
— Зачем? У нас что, мясо кончилось?
— Да нет. Не примут его важенки. Попробую приучить к ухе. А потом ко всему привыкнет.
Некочи знала, как это трудно. Она уже поднимала на ноги беспомощных оленят. Они плохо привыкают к людской пище, грубой для них.
Себерую знакомо упорство жены. Он поймал Тэмуйко, принёс в чум. Некочи привязала его у постели, приготовила уху и, радуясь, что оленёнок ведёт себя тихо, поднесла ему миску с едой.
Но есть Тэмуйко не стал. Мотал головой и брыкался. И так весь день. Измучилась с ним Некочи.
Когда в стойбище стало тихо, она снова принялась кор-
мить маленького упрямца, и опять напрасно. Тогда женщина опустилась рядом с ним, сбросила ягушку, расстегнула ворот платья. Закрыла ладонью глаза оленёнку. Тот даже не пошевелился. Когда Некочи поднесла ему грудь, он вздрогнул, затем, помочив слюной сосок, втянул в себя молоко.
— Себеруй!
Тот поднял голову и обомлел: Тэмуйко, непризнанный сын стада, сосал грудь, упёршись ножками в пол.
Уснули только на рассвете. Тэмуйко, укрытый ягушкой и обласканный своей новой матерью, лишь изредка поднимал голову, но уже не плакал, а что-то высматривал в негустых сумерках чума.
Некочи кормила его неделю, потом приучила к ухе, хлебу и даже сахару.
Спустя семь дней после похорон между Пассой и Себе-руем случился коротенький разговор.
— Старика надо убить, Себеруй.
Между собой мужчины часто называют волка стариком.
— Не надо. Это он сделал по своим законам, — ответил Себеруй, глядя прямо перед собой так, будто хотел найти в мартовском снегу свой грех, за который был наказан. — Не делай этого. — Себеруй посмотрел в глаза другу,— И парню скажи.
еберуй копошится у печки. Иногда он ходит ужинать к Пассе, иногда вечерний котёл готовит мать Пассы в его чуме. Но часто беспокоить старую женщину неудобно, Себеруй пытается варить сам.
В чуме темно и холодно, хотя печка-«буржуй-ка» уже затоплена. Это, наверно, оттого, что на душе плохо.
Себеруй зажёг лампу, поставил на печку чугунный котёл с супом, который остался со вчерашнего дня.
С улицы в открытую дверь заглянул Буро.
— Ля, — позвал его Себеруй.
Буро понимает хозяина лучше, чем кто-либо. Они и характерам и-то схожи. Работает Буро, как и хозяин, степенно, без лишнего шума. Олени его слушаются и побаиваются, а собаки признают силу и ловкость Буро.
Когда у Себеруя не было ещё оленей, то на рыбалке Буро был незаменимым. Он помогал тащить лодку. От озера к озеру носил на себе вёсла и мешки с рыбой. И на охоту, конечно, ходили вместе. Однажды в капкан попалась рысь. Ружьё Себеруй не взял с собой и, увидев в капкане такую зверюгу, немного опешил. Глаза рыси горели бешенством, и на неё жутко было смотреть, не то что подойти.
Себеруй остановился, обдумывая, как поступить. Близко она к себе не подпустит. Буро посматривал в глаза хозяину, будто тоже спрашивал: что делать?
Пока они стояли в растерянности, рысь рванулась изо всех сил и сорвала капкан. Разъярённая от боли и голода, она бросилась на Себеруя, но он не успел даже испугаться — Буро появился между ним и хищником.
Дрались они недолго. Но какая это была драка! Когда рысь стала затихать и Себеруй уже добивал её, шкура на Буро висела клочьями, из ран сочилась кровь. Он едва стоял на ногах, а в глазах всё ещё пылала волчья злоба.
После Буро тяжело болел. Себеруй ухаживал за ним и думал: не будь Буро, сердце его, Себеруя, давно умерло бы от боли.
Теперь он любит поговорить с Буро. Остаться одному и молчать тяжело. Как ни стараешься быть с людьми, горе найдёт время напомнить о себе.
Буро всегда слушает хозяина внимательно. Вот и сейчас он проходит, ложится у печки так, чтобы видеть Себеруя, но не мешать ему. А тот посматривает то на собаку, то на маленьких Идолов, которые стоят на шкуре оленёнка в центре постели. Идолов два, один ростом в две ладони. Судя по одежде — женщина. На голове платок из кусочка красной материи, на шее ожерелье из бусинок, колечек, старых монет. Ягушка на ней очень красивая. Это Некочи. Второй Идол совсем маленький, его едва заметно под малицей.