Тишина. Смрад от грязных истощенных тел, изъеденных вшами. Пятна света на окнах. Тяжелое прерывистое дыхание. Громкий бред.
Януш разломил хлеб на четыре равные доли.
- Утром пойдете работать в карьер. Там есть гражданские. Смотрите в оба!- напутствовал он друзей. - Завтра вечером поговорим. Никому не доверяйте, пока не убедитесь в безопасности.
Глава 3.
В КАРЬЕРЕ
На следующее утро их подняли в половине пятого. Ночь не принесла избавления от усталости. И во сне их мучили кошмары, лишая возможности хоть немного восстановить силы.
Заключенные, пошатываясь, с трудом раскрывая слипающиеся глаза, становились в строй. Каждый получал по кружке тепловатой и безвкусной темно-коричневой жидкости, именуемой здесь "кофе".
Юп Рихтер передал Янушу пачку замусоленных бумажек с колонками трижды перечеркнутых номеров, над которыми неразборчивыми каракулями было выведено: "похоронная команда", "дорожная команда", "строительство лагеря" и другие. Номера новичков были выписаны отдельно. Их направляли в карьер.
Поверка началась в пять. В лучах прожектора утренний туман был похож на хлопья грязной ваты, пропитанной чадом печей крематория.
На этот раз все окончилось быстрее, чем вчера вечером. В штрафную команду из восемнадцатого блока ушел только один человек - Мариан Влеклинский. В серой утренней мгле штрафники выглядели . еще ужаснее. Они тронулись в путь первыми, затем остальные команды под охраной капо и эсэсовцев с автоматами и собаками.
Играл лагерный оркестр. Звуки медных труб заглушались туманом.
Эсэсовец у ворот, заметив, что Тадеуш хромает, пообещал устроить ему "веселенькую жизнь".
- Эй ты, культяпый! С такой ногой не наработаешь. Шел бы прямо в крематорий.
В насмешливом замечании эсэсовца не слышалось угрозы, но заключенные хорошо знали цену их дружелюбия. В нем таилась наибольшая опасность.
Жизнь Тадеуша повисла на волоске. У него по спине побежали мурашки.
- Нога мне не нужна на работе, господин унтер-офицер,- ответил Тадеуш как можно беззаботнее. - Для работы у меня есть вот эти лапы!- добавил он грубоватым тоном и поднял вверх руки.
Он старался казаться как можно грубее, чтобы эсэсовец не разгадал в нем интеллигента, с которыми немцы были особенно жестоки.
- Ладно,- смилостивился эсэсовец. - Подохнешь по дороге.
В карьере друзей ждало разочарование. Шансов на побег почти не было. Промаршировав несколько километров, они оказались на открытом месте. По одну сторону находился лагерь Биркенау, где в лихорадочном темпе работали тысячи заключенных. Они строили новые бараки, после окончания постройки которых лагерь Биркенау должен вмещать двести тысяч узников.
По другую сторону тянулась совершенно открытая песчаная полоса, з,а ней начинался лес.
Рядом с Биркенау виднелись деревянные бараки, н Там были мужчины, женщины, дети... Вещи собрала специальная команда и отправила их в бараки за квадратным строением. Эти бараки называют здесь "Канадой". В ней не меньше богатств, чем в настоящей Канаде. Часы, золото, деньги, меха... Там все сортируют...
- А что стало с теми... в машинах?
- Машины через некоторое время прошли обратно. Мы были на насыпи и видели, что они доверху были исполнены одеждой - мужской, женской, детской. Людей убили в лесу, Януш!
- Надо разузнать об этом подробнее. Мы должны собрать возможно больше сведений. Нам надо знать все, что творится здесь, в Освенциме, раскрыть все тайны, все преступления.
- Ты говоришь так, будто собираешься вскоре выбраться отсюда,- сказал Генек.
- Когда? Не знаю, но от побега не отказываюсь. Сколько у вас там досок? На ящик хватит?
- Пожалуй, хватит. Главное, никто ничего не заметил. У каждого облюбовано свое местечко на насыпи. Вот мы и спрятали доски там, под своей "персональной уборной".
- Теперь дело за гвоздями и молотком.
- У тебя уже есть определенный план, Януш?
- План? Теперь, кажется, есть. Эсэсовцы останутся в дураках. Но требуется длительная подготовка. Может быть, нам придется ждать год. Мне надо поговорить с этим Стефаном Яворским. Без него ничего не выйдет. Скажите ему завтра, что я хочу его видеть. Я приду в карьер вместе с Рихтером, он ни слова не понимает по-польски. Завтра я должен поговорить с Яворским. Предупредите его, что мне можно верить...
- Как ты думаешь все устроить, Януш?
- Не хочу вас обнадеживать, друзья. Все зависит от Яворского, и он должен помочь нам, хотя это может стоить ему жизни. Согласится ли он? В случае провала он погибнет вместе с нами. Я надеюсь только на то, что он крайне ожесточен и решится насолить покрепче немцам. Помощь в побеге четверым заключенным - дело немалое...
- Вы Стефан Яворский?
- Да.
- Эта свинья ни слова не понимает по-польски. Я - Януш Тадинский. Друзья, наверное, говорили вам обо мне?
- Да. Из разговора с ними я понял, что вам что-то нужно от меня.
- Верно,- ответил Януш спокойно. - Нам нужна ваша помощь в побеге.
- Я так и думал, - ответил Стефан, показавшийся Янушу не таким трусливым, как говорили товарищи. - Чем конкретно я могу помочь? Обещаю, что ни одна живая душа не узнает о нашем разговоре. Вот только сомневаюсь, смогу ли я...
- Мой план очень прост, но вы должны знать его досконально. Тогда он удастся наверняка. Эсэсовцы не смогут помешать нам. Подготовка будет длительной. Нужны недели, а может быть, месяцы. Надо достать карту местности.
- Какой?
- Я не могу сказать названия при этой сволочи. Мне нужна карта или план района лагеря. Затем удостоверение.
- Какое?
- По которому вы проходите сюда. Нет ли среди вас больных, которые сейчас не ходят на работу?
- Конечно, есть.
- Возьмите у кого-нибудь из них удостоверение и передайте Тадеушу, Генеку или Казимиру. Достаньте бумагу такого же цвета и формата, как удостоверение, а также вашу фотографию. Тогда...
Януш продолжал говорить быстро и убедительно. Стефан слушал, чуть отвернувшись и уставившись в землю. А перед глазами одна за другой сменялись картины: орущие эсэсовцы избивают кнутами и кулаками беззащитного заключенного, топчут его ногами; в конвульсиях корчатся тела расстрелянных... Страшные сцены, обычные для лагеря. А вот его красавица жена Ванда рядом с Эрихом. А вот и он сам, Стефан, но не теперешний, а сильный, мужественный, способный на подвиг. Вспомнилась вся его короткая жизнь. Он служил постоянной мишенью для насмешек и оскорблений зубоскалов всех мастей. Хватит! Больше никто не посмеет над ним смеяться! Никто! Ни та скотина, которая занимает его место в кровати. Ни Ванда, его красавица жена...