— Да?
— Нет худа без добра, — застенчиво продолжал Казимир.
— Что ты имеешь в виду?
— Не, могли бы вы благословить меня? — попросил он. — Человек должен за что-то цепляться. Попробую верить, что не все кончено для тех несчастных, которые с дымом вылетели через трубу, пеплом которых засыпают болота и уборные эсэсовцев. Страшно, если эти жертвы принесены бесцельно. В трубу… и все. Тогда победа была бы за немцами. А я хочу верить, что погибшие не исчезли бесследно, что их разум, души (называйте это как хотите) продолжают жить, втайне высмеивают шкопов и готовятся стать свидетелями их поражения. Черт побери, если вы не против, посланец неба, то благословите старого некрещеного безбожника.
— Каждый день ниспосылаешь ты мне луч света, о боже, — прошептал Мариан Влеклинский, и глаза его засветились. — Я охотно благословлю тебя, сын мой, и окрещу с большим удовольствием.
— О нет, — поспешно сказал Казимир. — Без этой церемонии с водой. Если твой бог действительно существует, то хватит одного благословения.
— Благословляю тебя, сын мой! — торжественно произнес ксендз. — Да поможет тебе бог!
Все умолкли.
— Вы верите, что он поможет? — нарушил затянувшееся молчание Казимир. — Черт возьми! Дайте мне хлеба, ребята. Что толку для тех несчастных, если и я сам сдохну?
— Эй, ты, куда направляешься? — окликнул Януша эсэсовец у ворот лагеря.
— В «небесной команде» работает один парень из нашего блока. Надо проверить, справляется ли он…
— Так ты писарь из восемнадцатого, один из этих пронырливых лизоблюдов? Тебе не повезло, приятель. Там сейчас нет аппетитных баб.
— Я выполняю свой долг, — ответил Януш невозмутимо.
Его пропустили. Об этом примерном писаре знали почти все эсэсовцы. Они насмехались над его исполнительностью, но не лишали его относительной свободы, не видя в этом ничего опасного. Кругом полно эсэсовцев, вокруг лагеря посты, дальше — большой сторожевой пояс надежно охраняет Освенцим и Биркенау.
Сердце Януша заколотилось, когда он приблизился к крематорию. Вонь была нестерпимой. Рассказами Казимира Януш был подготовлен ко всему, но невольно вздрогнул, когда своими глазами увидел горы трупов, сам вдохнул ядовитого дыма.
Группа из похоронной команды швыряла трупы в две машины.
Подойдя ближе, Януш спросил:
— Казимир Полчанский здесь?
— Что еще там за Казимир, черт подери?!
— Он работает в вашей команде с начала этой недели.
— Посмотри за крематорием, там есть еще несколько человек.
Пришлось шагать мимо штабелей трупов. Некоторые совсем разложились, кожа почти истлела. Януш считал себя достаточно сильным и закаленным, но от этого зрелища ему стало страшно. Он боялся, что вечером, как и Казимир, не сможет ничего взять в рот. Со стыдом думал он о том, что отдавал друзьям жестокие приказания, а сам спокойно работал в конторке, подделывая документы, или бродил по лагерю. Удостоверение для Казимира было почти готово, не хватало лишь фотографии. Своего друга Януш нашел за крематорием. Вместе с другими заключенными из команды он сидел на корточках и просеивал пепел. Человеческий пепел. Двое насыпали пепел лопатами в мешки, которые бросали в машину. Дрожь пробежала по спине Януша, губы пересохли. Казимир, увидев его, улыбнулся, пытаясь показать, что он уже закален и ему теперь все нипочем. Януш побелел как полотно.
— Что вы делаете? — прошептал он. — Просеиваем пепел, разве не видишь? — с горечью ответил Казимир. — Представь себе… Эти «проклятые скоты» не придумали ничего лучшего, как вырвать свои золотые зубы и проглотить их, пока их везли сюда в поезде. Но эсэсовцев не проведешь… Тебе не напоминает это поиски золота в Клондайке? Я уже нашел несколько золотых комочков. Какое счастье, что американцы не про-. нюхали об этом, а то и здесь началась бы золотая лихорадка.
«Ежедневно сталкиваясь с таким чудовищным варварством, невольно начинаешь задумываться, не сошел ли весь мир с ума, — пронеслось в голове Януша. — Не стали ли такие понятия, как бог, справедливость, братство народов, пустыми звуками? Казимира завтра же надо перевести отсюда. Он не выдержит. Каждый день, проведенный здесь, может превратить человека в садиста или лишить его разума».
Казимир словно прочел его мысли.
— Завтра я опять пойду сюда, — сказал он твердо. — Видел, у входа в крематорий грузят трупы? Дело расширяется, мой друг. Фабрика уже не успевает перерабатывать сырье. Завтра похоронная команда отправится за лагерь. Там тоже жгут трупы. Нам, может быть, «выпадет честь» присутствовать при удушении газом в одном из временных бункеров. Разве это не развлечение?!
Он продолжал яростно работать. Сквозь серое облачко пепельной пыли, окутывавшей его, пробивались солнечные лучи…
Шуршали лопаты, погружаясь в пепел.
С другой стороны крематория раздавался стук — там кидали в машину трупы.
А над всем этим — черное облако дыма, смрад и зловещая тишина.
«Нет, я не имею права оставлять его здесь», — снова подумал Януш, беспомощно оглядываясь.
Казимир понял его без слов.
— Кто-то должен работать здесь, — сказал он. — У кого достаточно сил, чтобы выжить и рассказать об этом всем. У меня хватит.
Но на следующий день вечером обнаружилось, что он ошибался. Сил было меньше, чем он полагал. Попытки казаться безразличным и циничным не могли скрыть его состояния. Он был страшно бледен и горел как в огне. Глаза лихорадочно блестели, брови и ресницы были опалены. Когда Януш протянул ему кусок хлеба, он посмотрел на свои трясущиеся руки и вздрогнул.
— Я не настолько глуп, чтобы объявлять голодовку, — проговорил он. — Положи, пожалуйста, хлеб мне прямо в рот. Я не могу брать его в руки после того, что пришлось ими сегодня делать…
Он еще раз посмотрел на свои руки, удивляясь тому, что в них не произошло никакой перемены.
— Я думал, что после «тренировки» в похоронной команде могу все выдержать, — продолжал Казимир, — Но нынешний день был слишком трудным. Погрузка трупов, сжигание, отравление газом. А под конец еще и «охота на зайцев». Этого вы еще не знаете. «Охота на зайцев!»
— Рассказывай! — твердо произнес Януш, хотя ему и было мучительно стыдно, что он заставлял товарищей пройти сквозь такие страдания. Если побег не удастся, то он не простит себе, что так много от них требовал.
— Нет, пусть молчит, — испуганно прошептал ксендз. — Есть вещи, о которых нельзя говорить…
— Кстати, ваше преподобие, вы тоже сегодня не в своей тарелке, — заметил Генек с усмешкой. — Уж не встретили ли вы дьявола?
— Да, дьявол здесь, — прошептал Мариан. — Я слышал сегодня…
— Сегодня наша команда в лагере почти ничего не делала, — начал Казимир. — У крематория оставили только четверых, наверное, для обычной работы. А всех остальных повезли на машинах. Какая роскошь! Заключенных из лагеря везут на работу на машинах. Наверное, ее считали очень важной. У Бжезинки в машины сели еще человек пятнадцать. Оказывается, им уже приходилось раньше совершать такие прогулки. Они рассказывали, что все силы брошены на постройку четырех новых крематориев с газовыми камерами. Строительство ведется недалеко от проволочных заграждений около лагеря Биркенау. Камеры рассчитаны на уничтожение 60 000 человек ежедневно. Звучит внушительно…
Он с трудом проглотил кусочек хлеба, положенный ему в рот Янушем.
— Дальше, — сказал Януш.
— Ну, а пока эти объекты, строящиеся из соображений «человеколюбия», не готовы, они используют два бункера в глухом лесу под Бжезинкой. Это были два заброшенных дома. Но эсэсовцы переоборудовали их для своих «благородных» целей. Когда мы прибыли на «место работы», то увидели там тысячи людей. Они раздевались в бараке, построенном перед домом. За домом валялись тысячи трупов. Горы трупов, понимаете?
Он замолчал и посмотрел на товарищей, ожидая от них знака, говорить ли дальше.
Никто не произнес ни слова, и он продолжал:
— Нас заставили носить трупы. В сотне метров от домов был вырыт длинный широкий ров. Настоящий канал, на дне которого лежал толстый слой пепла, а края были черны от сажи. Стволы и кроны деревьев вблизи рва опалены. Жаль, что я не смог прихватить с собой немного запаха, стоящего там. Вы бы тоже получили свою порцию «удовольствия».