— Каково быть на свободе? — крикнул один из журналистов.
— Что вы скажете своим спасителям? — крикнул другой репортер.
Орион не сводила глаз со спины Мэддокса, как в больнице.
Якорь.
Якорь, которого она не хотела. Но он был ей необходим. По крайней мере, сейчас. Скоро ей придется стать достаточно сильной, чтобы снова потерять его. Настолько сильной, чтобы испачкать руки и очистить душу.
***
Полиция разделила девушек.
Орион должна была этого предвидеть.
Но она этого не сделала.
Все ее инстинкты притупились, мысли поплыли, но нервы напряглись.
Помещение выглядело как комната для допросов в кино. Посередине стоял стол. Слева висело зеркало, а на стене — фотография окружного прокурора.
Она отхлебнула дерьмовый кофе. Ей не понравился этот напиток, но у нее не было возможности полюбить его. Разве это не происходит, когда ты поступаешь в колледж, находишь работу? Становишься взрослым, начинаешь пить кофе… и постепенно получаешь от этого удовольствие?
Она пила его больше для того, чтобы чем-то себя занять, и от него у нее немного кружилась голова. Она нуждалась в энергии после того, как провела большую часть ночи, притворяясь спящей под смех и громкий шепот. Она тихонько злилась на них, но больше всего на себя за то, что не смогла к ним присоединиться, стать их частью.
Но она не могла. Орион поняла это в ту же секунду, когда увидела лицо Жаклин, после того, как рассказала им о том, что хочет сделать с доктором. Она знала, что была одинока в своей мести, в своем гневе. Что-то сломалось внутри нее. Что-то, что могло послужить мостом для возможности иметь нормальные отношения с другими людьми. Она чувствовала неестественное зло, кипящее под ее кожей.
Мэддокс действовал на нее сильнее, чем она могла признать. Его голубые глаза впивались в ее кожу. И то, как он общался с Эйприл… Он злился на нее, но в этом гневе была какая-то мягкость. Забота. Ее удивило упоминание о том, что они живут вместе. Она не хотела интересоваться, как это произошло. Она не хотела знать о том, что произошло в их жизни, пока ее не было.
Но она была вынуждена это сделать, поскольку Мэддокс был следователем по этому делу. Еще один жестокий поворот судьбы.
Она попыталась погрузиться в себя. В свое холодное, жесткое нутро, туда, где она постоянно скрывалась последние десять лет.
Это не сработало.
Особенно когда дверь открылась и вошли Эрик и Мэддокс. Особенно, когда он улыбнулся ей.
Она прищурилась, когда они сели напротив нее.
— Ты издеваешься надо мной?
Мэддокс вопросительно поднял брови.
Орион заставила себя сделать один медленный вдох, не отводя взгляда.
— Ты не можешь меня допрашивать. Разве это не конфликт интересов или что-то в этом роде?
Что-то промелькнуло на его лице. Он посмотрел на своего напарника, затем на зеркало. Орион было интересно, наблюдает ли за ними кто-нибудь из его начальства? Она догадывалась, что это было серьезное дело. Не каждый день находят девушек, пропавших без вести много лет назад, и тела других. Не каждый день натыкаешься на дом ужасов. Они навели большую шумиху.
Мэддокс неловко откашлялся.
— Я могу уйти, если тебе неудобно.
— Нет, — сказала она. Почти прокричала. — Нет, все в порядке. В любом случае, мы теперь совсем чужие, не так ли? — ей стоило большого труда равнодушно пожать плечами, но она это сделала.
Челюсть Мэддокса напряглась, а руки на столе сжались в кулаки. Он хотел поспорить с ней, она видела это. Но он держал себя в руках. Если бы ей пришлось гадать, Орион сказала бы, что единственная причина, по которой он остался в этом деле — то есть, если начальство знало об их связи, — это то, что он держался за свою полицейскую маску. Он не позволял эмоциям брать верх. Она решила, что это будет ее личным вызовом — получить от него реакцию, чтобы почувствовать временное облегчение.
Эрик откашлялся, посмотрел на Мэддокса, затем снова на нее.
— Итак, мы хотим пройти через это как можно безболезненнее, но нам нужно получить максимум информации.
Орион рассмеялась.
— Не волнуйся. Я знаю, что не существует такой вещи, как безболезненность. Я справлюсь.
Мэддокс крепче сжал кулаки. Ему не понравилось напоминание о том, что она знала боль как нежеланного друга. Орион мысленно отметила это.
Она сосредоточилась на Эрике. Его глаза были добрыми, но отстраненными. Ей это нравилось. Он знал, что должен опустить свою человечность. Она в ней не нуждалась.
— Мы обыскали дом, где вас… держали, — сказал он. — В ходе поисков мы нашли останки трех человек. Нам еще предстоит определить возраст и личность. Но определенно их трое. Возможно, даже больше. Мы бы хотели узнать, не знаешь ли ты сколько мы еще можем найти… и кем они были?
Орион почувствовала, как кислота подступила к горлу. Воспоминание вырвалось из глубин ее души.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, — сказала Мэри Лу. — Ее голос был тихим. В нем не было той надежды и радости, когда Орион впервые прибыла сюда много лет назад.
Эта надежда медленно покидала ее.
— Хочешь, чтобы я сбегала в «Макдоналдс» и купила бургеров? — Орион была невозмутима. Ее ноги болели, внутри все бурлило от голода.
Мэри Лу глухо рассмеялась.
— Может быть, позже, — ее цепь звякнула, когда она слегка пошевелилась.
Орион знала, что она пытается найти способ сесть, чтобы не чувствовать, как словно ножи вонзаются в ее матку. Она была последней на сегодня. И это было ужасно, судя по тому, как она, прихрамывая, вернулась в Клетку.
— Я становлюсь старше, — сказала она.
— Я принесу тебе крем от морщин, пока меня не будет, — ответила Орион.
— Слишком взрослой, — прошептала она, на этот раз без смеха. — Для них. Я знаю, что мое время подходит. Я становлюсь бесполезна.
Орион напряглась.
— Тем более, единственное, что нам остается — это выбраться отсюда.
Жаклин фыркнула.
— Продолжай мечтать, подруга.
— На всякий случай, — сказала Мэри Лу, не обращая внимания на Жаклин. — Мне нужно, чтобы ты дала обещание. Потому что, я знаю, однажды ты выберешься отсюда.
— Мы выберемся отсюда, — ответила Орион сквозь стиснутые зубы.
— Ты можешь просто дать мне обещание или нет? — теперь в ее голосе слышалась твердость.
— Нет, — парировала Орион.
— У меня есть маленькая дочка, — сказала Мэри Лу чуть громче шёпота.
Орион отшатнулась. Мэри Лу много рассказывала им о своей жизни. Об отце-проповеднике, о матери, которая любила печь яблочные пироги и осуждала дочь, если ее платье было не глажено. Ее семья казалась ненастоящей. Орион думала, что они выглядят как придурки, но Мэри Лу любила их.
Она рассказала им о своем парне. Квотербеке, американская мечта. Хорошая семья.
Орион слышала каждую деталь ее светлой жизни. Или думала, что слышала.
— Я ничего не говорила о ней, потому что… — Мэри Лу замолчала. — Мне больно думать о ней, — прошептала она. — Мои родители, мягко говоря, не были счастливы. Сначала они хотели выгнать меня.
Она помолчала.
— Ну, мама так и сделала. Я была уверена, что отец решит также, сжимая в руках Библию. Но он не согласился с ней. Он встал на мою сторону. Даже не заставлял меня выйти замуж за Джонни, как пыталась сделать мама. Конечно, он не хотел, чтобы у меня был ребенок вне брака, но он не собирался приставлять дробовик к моей спине или спине Джонни.
Она тяжело вздохнула, затем закашляла. Орион не понравилось, как кашель загремел у нее в груди.
Они часто болели здесь, внизу. Им не давали ни одеял, ни воды. Еды никогда не хватало. Они были живы, но не здоровы. Но каким-то жестоким образом, всегда выздоравливали.