На этот раз Орион не была так в этом уверена. Мэри Лу кашляла уже несколько недель.
— Мне разрешили ходить в школу, пока не начал расти живот, — продолжала она еще более хриплым голосом. — Потом я училась на дому. Мама сказала, что это тоже самое.
Мэри Лу закатила глаза, как подросток. Это удивило Орион. Она всегда казалась старше своих лет, мудрой не по годам. Теперь Орион поняла почему.
— Хотя все и так знали. Я разозлилась, — Мэри Лу опустила взгляд на свои руки. Ногти были обкусаны до самой кожи. — Мне было стыдно. Джонни держался отстраненно. Он пытался поддержать меня, но он был подростком, мечтающим покинуть наш город, а я тянула его назад, — она посмотрела на свою лодыжку, поигрывая цепью.
— Он был связан честью, которую ему внушили родители, — ее глаза обратились к Орион. Блестящие от слез, которые были готовы пролиться. — Я тайно ненавидела ее все то время, пока она росла во мне, — прошептала она, и стыд наполнил ее слова. — Я хотела сбежать. Увидеть мир. По-настоящему жить. В самые мрачные моменты я стояла на верхней ступеньке лестницы, болтая ногой в воздухе, готовая упасть.
На какое-то время она замолчала. Орион ждала. Она научилась этому. Теперь они только этим и занимались. Ждали следующей пытки. Следующего ужаса. Ждали смерти.
— Но я этого не сделала, — продолжила Мэри Лу, нарушая молчание. Она грустно улыбнулась. — Я родила ее на две недели раньше срока. Она была идеальна. Но все время плакала. Она не хотела грудное молоко. Мне было грустно. Я пропустила выпускной. Я любил ее всем сердцем, но мое сердце устало. Я знала, что родители заметили это. Мне нужна была передышка.
Она замолчала, чтобы снова закашлять.
— Вот тогда-то они и забрали меня. Твари. Я поссорилась с родителями из-за окончания школы. Я хотела доучиться, а мама хотела, чтобы я стала домохозяйкой и хорошей матерью. Я потеряла самообладание. Кричала. Потом собрала сумку и ушла из дома. Я собиралась уехать всего на несколько часов. Хотела тем самым высказать свой протест. Но… — она замолчала.
Орион сама могла заполнить пробелы. Она и раньше слышала обрывки этой истории, все уродливые стороны, казалось бы, идеального воспитания Мэри Лу.
— Они не должны были поверить, что я просто ушла, — прошептала она, все еще не погасающая надежда проникала сквозь слова. — Они не могли. У Марибель не было матери. Она меня даже не знает. Я просто хочу, чтобы ты убедилась, что с ней все в порядке. Мне нужно это, Ри.
— Ты сама это сделаешь, — сказала Орион с уверенностью, в которую сама не до конца верила. — Ты сделаешь это, когда мы все уберемся отсюда. Ты меня слышишь?
Мэри Лу не ответила. Вместо этого она посмотрела на Орион с любовью, как мать смотрит на свою дочь, и, заправив прядь ее волос за ухо, улыбнулась своей ослепительной улыбкой.
Позже вечером они забрали Мэри Лу.
И больше она никогда не возвращалась.
Комната для допросов снова сфокусировалась, флуоресцентный свет над головой затопил чувства Орион.
Она не знала, как долго была заперта в этом воспоминании. Психотерапевт сказала, что воспоминания были симптомом посттравматического расстройства. Но это не было похоже на воспоминание. Как будто кто-то выхватил ее из этой комнаты и швырнул обратно в прошлое. Она все еще чувствовала зловоние Клетки. Ее ноги болели, а желудок протестовал от голода.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться и напомнить себе, что ее желудок полон, на лодыжке ничего нет, что она свободна. Эрик терпеливо смотрел на нее. С пониманием.
Мэддокс проявлял беспокойство. Неужели он ждал, что она сломается? Развалится на части?
Орион отхлебнула кофе. Уже холодный. Вкус был отвратительный. Но ничто не было на вкус хуже ее прогорклых воспоминаний и сожаления, сдирающего кожу с языка.
— Я не могу сказать точно, сколько, — сказала она, тщательно подбирая слова и тон. Она не хотела жалостливого взгляда, не хотела, чтобы с ней обращались как с бомбой, которая вот-вот взорвется. — Но их было больше трех, — она судорожно сглотнула, думая о тех девушках.
Некоторые держались годами. Другие — всего лишь несколько дней. Орион пришла к пониманию, что жизнь была добрее к тем, кому дарила смерть. Она пришла к выводу, что именно ее фамилия и грехи в ее генах не давали ей умереть.
Она уставилась на Эрика.
— Как так получилось, что двое мужчин хоронили тела бесчисленных девушек на своем заднем дворе так, что никто этого даже не замечал? — она сформулировала вопрос как оружие, направленное на них. Она хотела указать на их вину, где только могла.
Орион почти ничего не помнила после того, как выбежала из дома. Она помнила мужчину, который был добрым, нежным. Но все равно пугал ее. Там были женщины. Люди, которые казались разумными и нормальными. Вот что пугало ее больше всего — насколько нормальной была улица, на которой стоял дом, в котором их держали. Сколько таких добрых, разумных людей было поблизости.
— Честно? — ответил Эрик. — Мы не знаем. Мы не понимаем, как это могло продолжаться так долго, чтобы никто не заметил. Единственное, что мы знаем, так это то, что весь район держался подальше от этого дома, и двое преступников хорошо заметали свои следы. Никто из соседей ничего не знал. Они не любил этих парней, но не подозревали их не в чем плохом.
Орион фыркнула.
Она все больше и больше думала о тихой пригородной улице, на которой они жили. Во время своего побега она была слишком потрясена, чтобы понять это. Но теперь у нее было время. Они все были так уверены, что находятся на ферме, где-то в глуши. Для них это была ужасная мысль — оказаться в такой изоляции. Но еще более ужасной была мысль о том, что вокруг них шла жизнь, и никто ничего не замечал. Они были невидимы.
— Я была там десять лет, — сказала Орион. — Я видела, как по меньшей мере шесть девушек приходили и уходили. Некоторые просто исчезли. Они не могли с этим справиться, и природа проявила к ним милосердие. Остальные… просто состарились, — она сглотнула. — Как только становишься слишком похожей на женщину, ты им больше не нравишься. Я тоже уже начала стареть. Но… — она замолчала, вспомнив о бейджике и его владельце. Ее захлестнуло желание найти его, вскрыть его кожу, услышать его крик. — У меня были завсегдатаи, которым я нравилась.
Оба мужчины вздрогнули. Очевидно, их полицейские маски не были так прочны.
— Завсегдатаи?
Орион с интересом наблюдала за ними, стараясь отстраниться от печали, плавающей в глазах Мэддокса.
— Вы думали, что их было лишь двое? — она не стала дожидаться ответа. — Они были лишь привратниками. Те, кто следили за тем, чтобы мы оставались в живых, те, кто убивали девушек, которые становились ненужными. Те, кто, по всей видимости, одурачили целый район. Это место было борделем. И наши мучения выходили далеко за рамки этих двух подонков. Их было целое полчище. Каждый. День.
Мэддокс побледнел. На секунду ей показалось, что он и в самом деле может потерять сознание.
Эрик обрел самообладание.
— Нам нужно, чтобы ты рассказала нам все, что сможешь.
Она так и сделала.
Она рассказала им все, кроме упоминаний о докторе и бейдже.
Это принадлежало ей.
Он принадлежал ей.
_____________________________
* Эмпат — человек, который сознательно проецирует на себя чувства другого. Он не просто разделяет с кем-то его чувства, он способен познать глубину горя, радости, отчаяния или страха.
ГЛАВА 7
Весь день Орион провела в полицейском участке. Было трудно втиснуть десять лет издевательств и три стакана ужасного кофе в один разговор, но она хорошо умела справляться с трудностями.
Итак, она это сделала. Она рассказала им все что знала — имена девушек в тех неглубоких могилах, по крайней мере тех, о которых она была в курсе.
Даже при том, что присутствие Мэддокса поглощало весь воздух в комнате, она была удивлена, с какой легкостью смогла рассказать обо всем после первоначального всплеска воспоминаний о последнем дне с Мэри Лу. Она погрузилась в свое темное местечко. Её холодное, бесчувственное место. Она многое помнила. И это был еще один жестокий поворот судьбы — в ее сознании всё было высечено в мельчайших деталях. Она вспомнила, сколько мужчин по очереди брали ее. Маски, которые они надевали. Их различные фетиши. Она знала, что полиция ищет любую информацию, чтобы составить список подозреваемых. И она рассказала им все, что знала.