Той девушке пришлось намного хуже, и Орион следовало сейчас находиться в наручниках.
Она хотела запечатлеть этот момент, это воспоминание о том, как Мэддокс прикасался к ней там, где уже было больно.
— Я так чертовски зол, что ты пострадала, — сказал он, убирая руку, когда загорелся зеленый свет.
Орион стиснула зубы, проглотив все жестокие реплики, вертевшиеся на кончике ее языка. Потребность высказать что-нибудь о том, что за это десятилетие она пострадала гораздо сильнее, была почти непреодолимой.
— Это пустяки.
— Это не пустяк.
— Мэддокс, ничего страшного, — повторила она.
На этот раз он не стал с ней спорить.
— Мне не нравится, что вы с Эйприл занимаетесь подобным дерьмом, — сказал он. — Вы двое очень важны для меня. А она такая чертовски безрассудная.
Важны для него.
— Не только она одна была виновата, — сказала Орион. — Как бы тебе ни хотелось думать обо мне как о хрупкой, легко поддающейся влиянию жертве, у меня есть свобода воли. Если бы я не хотела быть в том баре, меня бы там не было. Если бы я не хотела пить текилу, я бы не пила, — она не смогла сдержать язвительности в своем голосе.
— Я знаю, — мягко ответил Мэддокс, не попадаясь на крючок. — Знаю, что у тебя есть полное право вытворять подобное дерьмо. Делать все, что ты захочешь. Но мне это не нравится. И прежде чем ты начнешь спорить со мной, это не из-за того, через что ты прошла, и уж точно не потому, что ты жертва. Это потому, что ты — это ты, Орион.
В его тоне было так много неприкрытых эмоций — текила не смягчила острые углы. И она не смогла найти резкого ответа на его слова.
Поэтому она молчала до тех пор, пока он не припарковался на стоянке у ее дома.
— Проводишь меня наверх? — спросила Орион. Или, точнее, это была текила.
Мэддокс поднял бровь.
— Что случилось с независимой женщиной, которая может сама дойти до своей квартиры? — в его голосе слышалось поддразнивание.
— Она то приходит, то уходит, — ответила Орион, слегка дразнясь в ответ.
Она не понимала, что делает. Она знала, что это была плохая идея, что это было опасно, что она была не готова. Но эти вещи уже не казались такими важными, как в прошлом.
Орион злилась. Она злилась на девушку, которая испортила ей вечер. Она злилась из-за того, что не могла себя контролировать. Она злилась, что Твари украли у нее способность хотеть мужчину, не ощущая себя грязной.
Она просто чертовски хотела быть нормальной.
Она хотела, чтобы Мэддокс проводил ее до двери, как будто он был обычным парнем, а она — самой обычной девушкой. Будто между ними не было десяти лет боли и насилия.
— И как поживает эта сильная, независимая женщина? — спросил Мэддокс, когда они подошли к ее двери.
Он стоял на комфортном, почтительном расстоянии. Мэддокс всегда так делал. Уважал ее страхи, всегда вел себя, как джентльмен.
Она не хотела этого, по крайней мере, не сейчас. Поэтому она шагнула вперед. Расстояние между ними больше не было комфортным, и все ее страхи вышли из укрытий.
Мэддокс напрягся, но не двинулся с места.
— Орион, — в его тоне было предупреждение. Больше никаких поддразниваний. — Ты пьяна.
Орион моргнула.
— Может быть, — согласилась она. — Но я не настолько пьяна.
— Я не буду использовать тебя в своих интересах.
Ей хотелось закричать от отчаяния.
— Хорошо, тогда я воспользуюсь тобой.
Мэддокс посмотрел на нее, собираясь сделать шаг назад. Она видела это, видела, что он был чертовски благороден.
— Все, что я знаю — это боль, — прошептала она, и эти слова были агонией. — Я просто хочу ощутить что-то другое.
Его взгляд был непреклонен. Это была другая цепь, которая обвивала ее туже, чем та, которую она носила в течение десяти лет.
— Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы научить тебя другому, — его губы коснулись ее губ — на самом деле это был лишь шепот. Призрак поцелуя, похожего на тот, что был тем летним вечером давным-давно, но что-то более темное. Поцелуй, который принадлежал полночи в зимнюю ночь.
— Ты довольно хороший учитель, — признала она, стараясь говорить ровным голосом и пытаясь прогнать демонов, которые пришли с этим поцелуем.
В его глазах плясали зима и лето.
— Ты мне доверяешь?
Она тяжело вздохнула, слова из прошлого ударили ей в лицо. Доверяла ли она ему? Когда она была юной девушкой, ответ на это вопрос пришел ей так легко. Но она больше не была той девушкой.
А он больше не был тем парнем.
Он стал опаснее. Он был не только мужчиной с большими надеждами, но и полицейским, способным посадить ее в тюрьму. К тому же он был хорошим человеком. Она играла с огнем.
— Да, — ответила она шёпотом и медленнее, чем много лет назад.
ГЛАВА 16
Орион приняла решение.
Смерть Жаклин набила обещание мести прямо на ее костях. Вынудила добавить еще одно имя в список людей, покинувших этот мир из-за монстров. Орион оплакивала её по-своему. Тихо всхлипывая в душе. Смотря гребаную «Игру престолов».
Она не ходила на ее могилу, потому что Жаклин там не было. Кладбище — это просто грязь, кости и надгробия. Ни больше, ни меньше.
Так что да, из-за Жаклин план напомнил о себе.
И Мэддокс этому посодействовал.
То, что она сказала Шелби и Жаклин в ту первую ночь в отеле, не было пустым звуком. Она имела в виду каждое слово. В ту ночь она была бы готова подписать клятву на крови и доказать, что она полна решимости выследить доктора, которого узнала, и заставить его заплатить.
Тогда она была словно животное. Свободная и выпущенная в мир, в котором она чувствовала себя дикой, управляемой своими эмоциями, но в то же время напуганной. Она боялась до костей.
И за эти месяцы, проведенные здесь, в реальном мире, если он действительно таковым являлся, ее будто снова приручили. Она поняла, что на самом деле, в этом мире, что был наверху, люди не убивают тех, кто причинил им зло внизу.
Ее жажда мести никуда не делась, но решимость пошатнулась. Она не боялась потерять деньги, свободу, жизнь, потому что все это было поверхностным. Это было не важно. Она сбежала не потому, что хотела питаться итальянской едой, влюбиться и жить долго и счастливо. Эти потребности не были достаточно сильными, достаточно инстинктивными, чтобы преодолеть годы пыток и насилия.
Это была месть.
Вот из-за чего она сбежала.
Тот пьяный поцелуй с Мэддоксом вернул ее в то животное состояние. Это подчеркнуло ее цель. Потому что, как только она вошла в свою квартиру, как только Мэддокс почтительно ушел и пожелал ей спокойной ночи, ее затошнило. Она жаждала разорвать свою кожу, потому что не хотела, чтобы ее грязь касалась его. В тот момент она была уверена в том, чтобы ни говорила Эйприл или психотерапевты, у нее больше никогда не будет первого поцелуя.
Мэддокс был первым парнем, который поцеловал ее. И он же будет последним.
Ту ночь она провела в замешательстве, разрываясь между ощущением его губ на своих и жизнью лучшей подруги, которую она до сих пор оплакивала. Орион все еще чувствовала присутствие Жаклин, иногда даже слышала ее. Жаклин не исчезла, как втайне надеялась Орион. Она преследовала и подталкивала ее к мести и кровопролитию.
Орион вытерла слезящиеся глаза, схватила ноутбук и принялась за работу.
Ей нужно было о многом подумать, провести исследование. Понаблюдать. Например, выбрать место. Самым очевидным местом был его дом. Уже некоторое время она следила за ним. Теперь у нее были права, ее «Range Rover» вписывался в уличную обстановку, так что никто даже дважды не взглянул на нее. Она узнала время, когда его жены и детей не было дома, и оставался только он. Запомнила расписание каждого члена семьи. Было одно свободное окно, когда его жена встречалась со своим личным тренером, а ребенок посещал какую-то спортивную секцию. Она не заметила рядом с домом никаких уличных камер, и в радиусе пяти миль не было никакой крупной автомагистрали. На всякий случай, она повесит на машину другие номера. Сойдут от любой случайной машины. Она избавится от них, когда закончит дело. Пока она будет ехать с предельной скоростью и соблюдать правила дорожного движения, ни один полицейский не станет тратить время на проверку регистрационных номеров.