Выбрать главу

Это было всепоглощающее чувство. Орион была так чертовски напугана, что почувствовала во рту привкус собственной желчи. Ее кишечник наполнился водой, а мочевой пузырь требовал освобождения. Она втянула себя в историю с участием костей, плоти и крови. Хотя обещала себе, что этого не случиться. Все вышло грязно, быстро, по-любительски.

Теперь он лежал на земле, прислонившись спиной к стене. Она была испачкана его кровью. Он все еще был жив и издавал какие-то звуки. Влажные, кашляющие звуки. Пытался говорить. Одна его рука слабо поднялась в ее сторону, пытаясь бороться или умолять о помощи, Орион не была уверенна, что именно.

— Это ты, — проворчал он, кровь стекала по его губам, собираясь лужицей на его грязной рубашке. Он выдавил улыбку, кровь размазалась по его зубам. — Ты та маленькая сучка…

Он закашлялся, еще больше крови, еще больше слюны, а затем захрипел.

Она уставилась на него, склонила голову набок и улыбнулась в ответ.

Он выглядел озадаченным, но только на мгновение. Замешательство сменилось неистовыми мольбами, когда она расстегнула его брюки и начала их стягивать.

— Ч-ч-что ты делаешь? — пробормотал он хриплым голосом, кровь собралась у него во рту.

Она вытащила его вялый член и одним быстрым движением отсекла его ножом.

Он издал булькающий крик, но она заставила его замолчать, засунув отрезанный кусок плоти ему в рот, а затем вонзив лезвие ножа ему в шею.

Когда жизнь покинула его глаза, она удержала рвотный позыв, поднимающийся по ее горлу, потому что не могла оставить улики в виде ее ДНК на месте преступления, и не могла позволить смерти этого подонка, так на нее повлиять.

Орион планировала так много ему сказать. Она не хотела торопиться. Она планировала, что он увидит в ней монстра. Но на это не было времени. Ее рот был плотно закрыт, она не могла произнести ни одного гребаного слова. Поэтому она просто уставилась на него, пока он не умер с окровавленным обрубком члена между губ.

Затем она вытерла лезвие складного ножа о свои джинсы, закрыла его и положила в карман. Она медленно подошла к выходу из переулка и заглянула за угол. Никого не было видно. С другой стороны, тоже.

И с ощущением, что ее тело весит сто лишних фунтов, она побежала так быстро, как только могла, к месту, где припарковала свой внедорожник, пытаясь сдержать рвоту, которая грозила вырваться наружу.

***

По дороге домой у нее дрожали руки.

На них не было ни капли крови. Спасибо ее кожаным перчаткам. Зима в Миссури не позволила Орион повсюду оставить свои отпечатки пальцев. Остальные части ее тела были так же спрятаны под одеждой, волосы были заплетены в тугую косу и убраны под черную шапочку.

Орион много думала об этом, даже размышляла о преследовании, которое должно было произойти. Она все спланировала до мелочей. Их побег до сих пор являлся горячо обсуждаемым, как в новостях, так и в социальных сетях. Доктор знал, что они живы, что они были в его больнице, но все равно бродил по коридорам без страха и стыда. Это кое-что говорило о его высокомерии. О его могуществе. Благодаря этому Орион убедилась в том, что уже тогда начала подозревать. Если бы она отправилась в полицию без каких-либо доказательств, кроме своих воспоминаний, это ничего бы не дало. И она упустила бы шанс убить его, потому что связала бы себя с ним. Им не потребовалось бы много времени, чтобы начать рассматривать Орион в качестве главного подозреваемого. Тогда, она приняла верное решение.

Однако сегодня вечером она приняла одно из самых глупых решений с тех пор, как десять лет назад решила в одиночестве поехать на велосипеде домой.

Кто-нибудь найдет тело, это было очевидно. Подвергнет этот случай огласке, и не только из-за ужасного, грязного способа, которым она убила его. Этот доктор был важной шишкой. Она поняла это, наблюдая за ним, изучая его. Он был хорошо известен, пользовался большим уважением. Деловые встречи и игры в гольф. Сигарные комнаты и выгодные предложения. Но была и другая сторона. Сторона, которая регулярно посещала стрип-клубы, оставаясь там часами напролет. Это, безусловно, пойдет ей на пользу и вызовет вопросы о его характере и о том, с какими людьми он общался.

Как бы то ни было, его семья, друзья и коллеги: все захотят, чтобы его убийца предстал перед судом. Они будут сражаться, чтобы поймать монстра, который отнял жизнь у любимого доктора, отца и примерного семьянина.

Они никогда не узнают, каким чудовищем он был на самом деле.

Но это не было целью Орион. У нее не было грандиозных планов выставить его на всеобщее обозрение. Ей не нужно было, чтобы мир осудил его, и она знала, что это было сложно-выполнимой задачей, даже невозможной. Она провела свое собственное исследование — она знала, как легко богатым белым мужчинам сходило с рук сексуальное насилие, и скольких жертв превращали в лжецов. Джеффри Эпштейн* получил всего тринадцать месяцев заключения. Она прочитала об этом деле. Изучила все обвинения, все отчеты. Улики были убийственными. И все же он провел тринадцать месяцев в окружной тюрьме, освобожденный от работы на тринадцать часов, шесть дней в неделю. Это было не справедливо. Но это была привилегия белых мужчин. Богачей, живущих по совершенно другим стандартам. И это было неприемлемо. Орион не собиралась оставлять это на усмотрение судьи и присяжных. Она хотела, чтобы он заплатил. Она хотела, чтобы он умер. И хотя убийство наполнило ее сильным, внутренним страхом, оно также вызвало у нее прилив адреналина, эмоции, не похожие ни на что, что она чувствовала с тех пор, как заставила истекать кровью Вторую тварь.

Она чувствовала себя живой.

Но все прошло неправильно. Это было слишком быстро. Слишком грязно.

Она вытерла кровь с лица влажными салфетками, перчатки бросила под сиденье. Если бы по какой-то причине ее остановили, это не выглядело бы на первый взгляд, будто она только что жестоко кого-то убила.

Если бы у копа возникло хоть малейшее подозрение, он бы его не упустил. Доказательства. Кровь. Орудие убийства, спрятанное в ее ботинке.

И тогда, с ней было бы покончено.

***

Она не спала.

Даже не моргнула.

Весь остаток ночи был потрачен на уничтожение улик. Она стирала свою одежду. Ей хотелось сжечь ее, выбросить в мусорное ведро. Убрать из ее дома, из ее жизни. Уничтожить. Но это было слишком подозрительно. Большинство людей, которые совершали преступления на эмоциональной почве и пытались выйти сухими из воды, думали, что избавиться от всего — правильная идея. Это было не так. Во всяком случае, для полиции это была огромная чертова неоновая вывеска преднамеренности.

Поэтому Орион оставила одежду. И перчатки тоже. Она постирала их с отбеливателем, хотя это и испортило дорогую кожу. Может быть, она оставила их как трофей. Как напоминание о ее глупости. Потом настала очередь машины. Ботинок. Всего, к чему она прикасалась после убийства. Нож. Теперь это было орудие убийства. Она не могла избавиться от него. Ей пришлось спрятать его и надеяться, что она не оставила улики, ведущие прямо к ней.

Когда все практические вопросы были решены, она измучила себя, обдумыванием различных способов, которыми могла себя скомпрометировать. Страдающая от бессонницы она смотрела в окно, проигрывая в голове то, как она выбегала из переулка. Камеры. Волосы. Следы. Она провела исследование о том, как избежать наказания за убийство, так что она была хорошо осведомлена о том, как быть пойманной.

Стук в дверь заставил ее содрогнуться. Ее желудок скрутило, когда тело чуть не подвело ее. Это были они. Полиция. Она узнала все о том, как быть умнее преступников. Один единственный момент потери контроля, и она почти сразу же попадется.

Она могла сбежать. Но как? Выпрыгнув из окна третьего этажа? Если бы ей удалось не сломать ноги при падении, то в любом случае на ней не было бы обуви и не было бы денег. И ее поддельные документы все еще предстояло забрать — подобные вещи нельзя было отправить по электронной почте.

Она не могла сбежать.

Нет, она должна была смириться с этим.

На ватных ногах она подошла к двери и открыла ее.

И она была права. Это были копы. Точнее один из них. Пистолет был пристегнут к поясу, а не направлен на нее. Глаза, полные мягкости вместо холодной ненависти. В руках только кофе и бумажный пакет. Исходящий от него запах вызвал у нее тошноту.