Что-то застряло в горле Орион, как недоеденный картофельный чипс. Ее глаза защипало, нервы заискрились от боли.
— Думаю, они были бы очень за это благодарны, — сказала Орион.
Шелби кивнула со слезами на глазах.
Затем они перешли к более легким темам. Это было неловко. Натянуто. Они будут связаны навсегда. Они никогда не забудут друг друга. Но им не было места в жизни друг друга, по крайней мере, не сейчас.
Орион не могла сидеть напротив Шелби, которая жила в свете и без крови на руках.
***
Тяжесть рукописи была словно мешок кирпичей. Она могла затащить мертвеца в вырытую ею могилу, но не могла провести целый час, таская с собой книгу Шелби.
Было бы заманчиво спрятать ее где-нибудь в квартире, под половицей и сказать Шелби, что она прочитала, и ей понравилось. Но она была обязана это сделать, чтобы поддержать работу подруги.
Итак, она налила себе бокал вина и начала.
Это был прекрасный летний день.
Я не думала, что может случиться что-то плохое, ведь солнце светило так ярко, а небо было ясно-голубое.
Я шла домой длинным путем, потому что не хотела, чтобы этот день заканчивался. Моя новенькая юбка болельщицы слегка покачивалась на ветру. Я никогда раньше не носила ничего подобного, и мама этого не одобряла. Мы поссорились. Я была слишком молода, чтобы быть чирлидершей, как она говорила. Но я была подростком, и она согласилась, что если я попаду в команду, то разрешит мне ее носить. Наверное, она думала, что я не справлюсь.
Но я сделала это.
Я была так счастлива. Самой счастливой, чем когда-либо. Вот почему я шла домой длинным путем. Потому что я не хотела, чтобы мама все испортила, хоть и сделала бы это не специально. Она никогда не делала что-то нарочно. Я знала, что она была хорошей мамой, и мне повезло, ведь многим девочкам в школе приходилось хуже, чем мне. Их матери целыми днями выпивали, другие кричали на детей без всякой причины. Третьим было наплевать.
Моя мама не пила ничего, кроме одного бокала вина за ужином. Папа иногда выпивал две банки пива после работы и все. В моем доме никогда не было криков и насилия, только любовь.
Мне повезло в том смысле, в каком девочка-подросток знает, что ей повезло. Понимает, но не до конца осознает масштабы всего этого.
И я действительно понимала, как мне до этого повезло, когда меня бросили в фургон. Когда они сорвали с меня юбку болельщицы и начали ею душить.
Я надела ее всего раз. И мое счастье длилось один-единственный день. Потом всё потеряло смысл.
Орион была удивлена и напугана слезой, упавшей на страницу, запятнав доказательством ее слабости.
Это было свидетельством таланта Шелби.
Она хорошо справилась.
Орион знала это. Ей не нужно было читать остальную часть книги, чтобы это понять. Она больше не могла. Это было слишком тяжело. Она не могла себе представить, что потребовалось Шелби, чтобы написать все это, зная, что мир будет листать страницы ее боли, поглощая ее, как каннибалы.
Не в первый и даже не в тысячный раз она пожалела, что Жаклин не было рядом, чтобы полюбоваться тем, в кого превратилась Шелби. Жаклин гордилась бы девочкой, которая никогда не переставала плакать.
У Шелби был парень, которого звали Кристофер. Он был на пять лет старше ее, работал учителем физкультуры в средней школе. Он был милым, добрым и терпеливым. Орион уже нарушила свое молчание и написала Мэддоксу, чтобы тот проверил биографию Кристофера, просто на всякий случай. Она уже провела собственное расследование, используя свои значительные навыки работы в интернете, но не хотела рисковать.
По тому, как загорелись глаза Шелби и покраснели щеки, когда она заговорила о нем, Орион почувствовала, что он был хорошим человеком. У Шелби было слишком много опыта общения с монстрами, чтобы быть одураченной фарсом. Они привыкли к ним, натренировались распознавать их, как собаки в аэропорту.
Она сказала, что он был понимающим, нежным и не подталкивал ее к… чему-либо. То, как Шелби наклонилась вперед, чтобы прошептать эти слова через стол, почти заставило Орион улыбнуться. Она вела себя так, словно была целомудренной девственницей, не привыкшей к подобным вещам. Но в самом ужасном смысле она не была девственницей. Но в других отношениях все еще была таковой. Никто никогда не прикасался к ней с её разрешения, никогда не целовал и не обнимал ее с таким почтением.
Орион будет следить за этим Кристофером. Мэддокс уже сказал, что работает над проверкой его прошлого. И она немного расслабится, когда получит от него информацию.
Хотя ей было интересно, какое досье было бы на Боба Коллинза? Безупречно чистое, за исключением пары штрафов за парковку, догадалась она.
Никто, глядя на бумагу, не смог бы по-настоящему признать монстра.
Нет, обычно узнают об этом только тогда, когда становится слишком поздно.
ГЛАВА 20
— Брат, ты все еще зациклен на убийстве Коллинза? — спросил Эрик из-за спины Мэддокса.
Поскольку он был хорошо натренирован, ему удалось скрыть свою дрожь. Это было плохое качество детектива — не ощущать, когда кто-то подкрадывается к тебе сзади. Особенно кто-то с пистолетом, висящим на бедре.
Да, это был его партнер и, возможно, самый близкий друг, но дело было в принципе. Кроме того, у Мэддокса, вероятно, была скрытая враждебность, направленная на его лучшего друга и партнера за то, что он встречался с его сестрой. Несмотря на то, что Эрик был хорошим человеком и правильно обращался с женщинами. Обращался с его сестрой так, как с ней никогда не обращался другой мужчина. Но Эйприл была его младшей сестрой и лучшим другом. Это все меняло.
— Знаю, что это очень важно, и что он был богат и пользовался уважением мэра, который теперь давит на шефа, но у нас ничего нет. Мы не можем предоставить им преступника из ничего.
Эрик был прав. У них ничего не было, несмотря на то, что на месте преступления они обнаружили ужасные вещи, которые имели все признаки убийства на эмоциональной почве — обычно они были самыми небрежными и легко раскрываемыми. Это произошло в довольно людном месте, но им не удалось найти свидетелей. Убийство произошло в дерьмовом, но оживленном районе, в переулке, где не было ни укрытия, ни уединения.
Само по себе убийство не было быстрым. На руках доктора были обнаружены раны, так что, скорее всего, там произошла борьба. И все же они не нашли никакой другой ДНК. Никто не проходил мимо, поблизости не было никаких камер видеонаблюдения. Интуиция Мэддокса подсказывала, что убийство было спонтанным, но жертву не ограбили. Часы за двадцать тысяч долларов остались у него на запястье. Это было что-то личное.
Многих людей удивило бы, какую важную роль при убийстве играет удача.
Он слишком хорошо знал, насколько наличие удачи или ее отсутствие может быть решающим для жертвы.
Мэддокс узнал об этом, когда Ри не появилась в школе на следующий день после того, как он наконец предложил ей встречаться. Он понял это десять лет спустя, когда узнал, как ей не повезло, что в тот вечер она ехала домой на велосипеде одна, и никто не смог ей помочь.
Но в преступлениях на эмоциональной почве имелась какая-то логика. Случайные убийства были далеко не так распространены, как любили рассказывать широкой публике СМИ. Было легче смириться с мыслью о том, что сумасшедший человек с разбитым прошлым убьет тебя только потому, что он разозлился. Это было намного проще, чем думать, что твой муж может сорваться и зарезать тебя до смерти, потому что ты трахалась со своим личным тренером.
А жена Боба трахалась со своим личным тренером. Но у них обоих было алиби. Они были на другом конце страны, в отеле в Калифорнии, и камеры видеонаблюдения это подтвердили.
Мэддокс и Эрик глубоко погрузились в изучение отношений доктора. Его все уважали и любили, хотя он и был немного высокомерен, но ничего такого, из-за чего кто-нибудь захотел бы зарезать его, как свинью.
В полиции по нему не было никаких записей, за исключением нескольких своевременно оплаченных штрафов за парковку и штрафа за превышение скорости, также оплаченного. Обвинение в вымогательстве в восьмидесятых годах не вносили в его досье.