Затем она убежала, не оглядываясь. Со вкусом лжи на языке и ненависти в душе.
***
— Ура! — сказала Эйприл, чокаясь бокалами. — За то, что ты наконец-то смогла сесть за руль и в тот же день получила офигенный аппарат!
Орион нахмурила брови. Она еще не знала, что на слэнге значит слово «Аппарат», но догадалась, что Эйприл имела в виду внедорожник, который она купила после сдачи экзамена по вождению.
Еле сдала.
Она была в полном беспорядке. Вспотела, дрожала, едва могла говорить или слушать мужчину на пассажирском сиденье, вежливо указывающего ей направление. Орион честно думала, что он дал ей права больше из жалости, чем из-за навыков вождения. Она не удивилась бы, если Мэддокс позвонил заранее или попросил об одолжении, чтобы убедиться, что все прошло хорошо.
Орион поняла, что инструктор узнал ее из телевизора, так что это тоже могло быть причиной. Он смотрел на нее с отвисшей челюстью целых десять секунд, когда она пришла. Она считала. Он не задавал вопросов и не упоминал о ее жизни, но она все поняла. Она чувствовала жалость и болезненное очарование в воздухе.
Но в конце концов это не имело значения, потому что она получила права. И сразу после этого она пошла и купила себе машину за сто тысяч долларов. Она почувствовала смутную тошноту от суммы денег, которую потратила, но оно того стоило. Кроме того, «Range Rover» послужил бы более практичной цели… потом.
Теперь они сидели в баре где-то в центре города и пили текилу, празднуя получение прав.
Это был ее первый раз в баре.
Она ходила отдыхать с Мэддоксом, но он был осторожен со своим выбором. Только небольшие семейные рестораны. А в кинотеатр они ходили в два часа дня.
Эйприл определенно не была такой же, как ее осторожный брат, который бы подумал, каково знаменитой жертве похищения сидеть в ярко освещенном баре с грохочущей музыкой и липкими полами. Орион нравилось это, но в то же время не очень.
— Ура, — слабо пробормотала она, допивая жидкость.
Она никогда раньше не пробовала текилу.
Красное вино, с которым ее познакомили в итальянском ресторане, стало частью повседневной жизни Орион. Она находила удовольствие в поиске новых вин со всего мира, заказанных простым нажатием кнопки. Она привыкла открывать бутылку к четырем часам дня. Каберне Совиньон было ее любимым. В большинстве дней, когда она не работала по ночам, Эйприл приходила на ужин, чтобы помочь ей со второй бутылкой.
С вином все стало намного легче. Свободнее.
Конечно, она переусердствовала в те ночи, когда хотела погнаться за чувством бесстрашия, забвения. И головные боли были ужасными после таких ночей. Депрессия, которая плыла вместе с ними, тоже была ужасной. Но ничто не было хуже того, что она уже пережила.
Орион не баловалась другими видами алкоголя, и определенно не баловалась косяками, которые Эйприл курила на балконе ее квартиры.
В общем, текила пошла неровно, обжигая горло Орион. Она была уверена, что если бы съела что-нибудь сегодня, то тут же облевала липкий пол.
Орион едва сумела сдержать свой желудок.
Эйприл, с другой стороны, выглядела так, словно только что выпила апельсиновый сок. Честно говоря, казалось, что она не была новичком в вечеринках. Истории, которые она рассказала Орион, подкрепили эти размышления. У нее было много историй о ночах, начинающихся в Сент-Луисе, заканчивающихся в совершенно другом городе, иногда в других штатах. Она какое-то время ездила по всей стране за группами, пока Мэддокс не притащил ее обратно. Эти парни были немного знамениты и брали ее на гламурные вечеринки.
Она прожила свои подростковые годы за них обоих.
Орион знала, сколько времени они сейчас проводят вместе. Вечеринки, свидания и другие моменты нормальной жизни, от которых Эйприл, скорее всего, отказалась, чтобы тусоваться со своей испорченной подругой детства.
Орион боролась бы с ее присутствием больше, если бы вся энергия не тратилась на то, чтобы оттолкнуть Мэддокса.
— Как думаешь, мы наследуем грехи наших родителей? — спросила Орион, текила больше не обжигала ей горло, а вместо этого развязывала язык.
Эйприл моргнула, услышав фразу, вырванную из глубины темного разума подруги.
— Черт, какое-то глубокое дерьмо, подруга, — Эйприл усмехнулась. — Что именно ты имеешь в виду? — осторожно спросила она, макая чипсы в сальсу, которую принес бармен.
Орион отхлебнула маргариту – гораздо вкуснее, чем обычная текила, – прежде чем ответить. Она посмотрела на чипсы и сальсу и решила, что ее желудок еще не готов к еде.
— У меня глаза как у мамы. Волосы как у отца. Много других качеств от сочетания этих двух. Разве мы не можем также унаследовал их грехи? Их жестокость, их эгоизм? Это где-то внутри меня.
Ей было стыдно за то, как звучал ее голос. Как ничтожно и неуверенно. Ей было еще более стыдно, что она произнесла эти слова сама.
Лицо Эйприл потемнело. Во всех смыслах этого слова. Яростно.
Орион видела такой же проблеск, когда они спорили несколько месяцев назад на счет того, что Эйприл утвердилась в своей жизни, но ничего подобного сейчас не было. Добродушной, улыбчивой и легкой Эйприл не было заметно. Сейчас она была похожа на Мэддокса больше, чем когда-либо.
Она постучала двумя пальцами по стойке, подняв брови на бармена, прежде чем снова перевести взгляд на Орион.
— Тебе нужно заткнуть этот чертов голос в голове, — прошипела она, хватая руку подруги. Эйприл знала об отвращении Орион к прикосновениям. Она уважала это, никогда не пыталась обнять ее, сжать руку или прикоснуться к ней каким-либо образом.
Теперь она не уважала это.
Эйприл притянула Орион ближе к себе.
— Твои родители были такими не из-за крови, генетики или своих родителей. У них был выбор, — продолжила она. — Они знали, каково это – бояться. Какого быть избитыми и голодными. Вместо того, чтобы избавиться, они утонули в этом, — Эйприл сделала паузу. — Как думаешь, Адам был жестоким или злым?
Орион вздрогнула. Эйприл никогда раньше не произносила его имя в присутствии Орион. Еще один способ, которым она защищала ее. Но сейчас это было не так. Она была сумасшедшей, и Орион это нравилось. Нравилась боль от имени Адама, произнесенного устами Эйприл. В душе что-то гнило от того, как Эйприл сжимала ее руку.
— Конечно, нет, — сумела выдавить Орион.
Эйприл кивнула.
— Адам не был злым. В нем не было ни капли жестокости. Мы рождаемся чистыми. Невинными. Некоторые люди рождаются злыми, как те, кто забрал тебя.
Эйприл взяла две рюмки, которые поставил бармен, и протянула одну Орион.
Несмотря на то, что она ненавидела этот вкус, ей нравился ожог, нравилось, как эта жидкость вызывала тошноту и смягчала одновременно.
Эта пошла лучше, чем первая.
— Некоторые люди рождаются злыми, — повторила Эйприл, ставя пустую рюмку на стойку. — А некоторые рождаются хорошими, как Адам. Как ты. Как Мэддокс, — она прищурила глаза, проницательно и понимающе. — Ты не обманешь меня, Орион. Я знаю, ты воображаешь себя подлой, неправильной, грязной из-за того, через что прошла. Но это сделали они. Не ты. Грехи твоих родителей не текут по твоим венам. Грехи этих монстров – лишь отметины на твоей коже. Боевые шрамы. Напоминания о том, что ты пережила их. Победила их. Но они тебя не определяют.
Она потянулась еще за двумя рюмками.
— А теперь выпей рюмку и давай поговорим о том, как здорово Эрик выглядел бы в трусах.
И хотя это казалось абсолютно невозможным после всего, что только что сказала Эйприл, Орион выпила рюмку.
Она позволила Эйприл поговорить о заднице Эрика, прессе и о том, насколько ему повезло с причиндалами.
— Я через штаны видела, — сказала она.
Она позволила этому случиться.
Но она не позволила словам Эйприл попасть в цель. Потому что она была неправа. Орион не победила монстров. Они определили ее. Она плохая, неправильная и злая. По крайней мере, она планировала быть такой теперь, когда получила права и возможность перевозить тела.