– Мы с тобой знаем, что Катерина мертва.
Тишина лязгнула, словно ржавая цепь.
Она полоснула воздух и распалась на тысячи мелких кусочков, внушая обоим собеседникам неловкость. Эльза не чувствовала сожаления, да и Бертрам тоже. Оба смотрели в глаза друг другу, ждали, когда эта страшная нить молчания окажется разрезанной ножницами разговора.
– Я понятия…
– Не притворяйся, Эльза, – оборвал ее мужчина. – Я знаю Джека больше, чем ты, и я знаю, что он тебе рассказал об этом. Хочешь… Хочешь, я тоже кое-что расскажу?
Принц как-то странно улыбнулся, поворачиваясь к окну. Пейзаж не менялся: волны вздымались равномерно, и опускаются также стремительно. Эльза отвела взгляд к противоположной стене, и белизна ее ослепила королеву. Разум девушки и без того пребывал в другом месте, а теперь мысли кружили ее еще стремительнее.
– Катерина погибла не случайно, – со смехом в звонком голосе произнес Бертрам. – Она уже долгое время была не в себе, мягко говоря, и, боюсь, что… Что преждевременная кончина моей несказанно милой супруги была горем лишь для ее единственного сына. Для моего единственного сына.
Он произнес это с такой уверенностью в голосе, что у Эльзы не было сомнений – Бертрам не догадывается. Королева видела, понимала, что принц совсем не дурак. Лишь гордец и трус. Возможно, что именно тщеславие затмевает его черные очи, не дает понять, что Катерина предпочла другого, что она пустила в свою постель Джека, и что ребенок, что наследник Бертрама – бастард его младшего брата.
А Эльза не будет той, кто откроет ему жестокую правду. Подобная атмосфера, эти обстоятельства – ничего не располагало к беседе. Эльза плотнее сжала тонкие губы, опасаясь, что пара крепких слов, услышанных когда-то от супруга, сорвутся с ее нежных уст и камнем повиснут в напряженном воздухе.
– Я знал, что рано или поздно она добьет Джека своими упреками, и тот попросту убьет ее. Мой человек… – Бертрам сделал паузу, подбирая слова. – Следил за ним все это время, и сказал, что убийство вышло скорее случайным. План чуть было не сорвал малыш Тандо, но все оказалось улажено.
Пока Бертрам говорил о столь печальном событии, улыбка не сходила с его губ.
Она только крепла, набиралась сил, питаясь не горем, но жесточайшим облегчением. Жена давно не приносила заносчивому наследнику ни капли радости, и ее упреки раздражали все сильнее и сильнее. Конечно, Бертрам ловил себя на мысли о том, что печально будет лишиться завистливых взглядов в сторону его красавицы жены, но цена эта слишком уж мала, чтобы терпеть подобные отношения и дальше.
– О, я бы и сам когда-нибудь решился, – произнес мужчина с гордостью, словно это могло поднять его в глазах Эльзы. – Только, знаешь, все не мог. Оставить ребенка без матери – так бесчеловечно.
– Вы мне отвратительны, – произнесла королева с надрывом.
Она готова была провалиться на месте. Даже зная, что под ногами скрыта вовсе не земля, а бесконечно долгие метры воды, зная, что здесь ее не услышат и не спасут от смерти. Общество человека, похитившего ее, начинало тяготить все сильнее. Его взгляд теперь походил на прилипшую к коже пыль: она чувствовалась слишком уж четко, но отстать никак не собиралась.
– Я не хотел, чтобы все вышло… Так, как это вышло, – нехотя сказал мужчина.
Хорошо, что он решил разрушить тишину.
Как бы Эльзу не раздражал его голос, молчание было куда более худшим спутником. Когда нет звукового фона, можно и подумать, можно вспомнить все случившееся и осознать всю глубину позора, которым ее одарит общество. «Разве я многого хотела?» – спросила себя королева. «Только помочь своей стране, только сделать то, к чему меня всегда готовили родители», – вспомнила она.
– Но ты же не оставила мне выбора, Эльза, я не мог добиться тебя никак иначе, – добавил мужчина.
– Хватит! – прикрикнула она.
Голос девушки пролетел под потолком белой комнаты, и королева невольно дернулась в сторону. Она хотела встать, но поняла, что слишком слаба для этого. Бертрам не удивился. Должно быть, снадобье, котором он ее напоил, не скоро потеряет силы, вернув Эльзе полную власть над своим телом.
– И что дальше? – спросила она, понимая, что на этом все не закончится. – Что Вы намерены со мной сделать?
Эльза намеренно подчеркивала свое к нему обращение. «Вы». Еще более вежливое, еще более сдержанное и даже угрюмое обращение, словно она общалась с незнакомым еще гостем на балу. Королева понимала, что вальяжное – «ты» доставит Бертраму слишком много удовольствия, и не могла себе этого позволить. По крайней мере, не сейчас, когда разум запрещал ей.
– Что дальше? – спросила Бертрам, сбитый с толку. Казалось, будто он сам и не думал об этом. – Мы будем жить в Лунном дворце…
– Да, об этом я помню… Но как же Его Высочество – Король Фридрих Фрост? Он не будет против этой затеи?
По тому, как губы Бертрама дрогнули, по тому, как нервно задрожали его тощие длинные пальцы, Эльза поняла: он и не подумал об этом. Должно быть, похищение совсем не входило в его планы. Это вышло спонтанно, наверняка, на разработку плана ушла неделя, может быть – две. И инициатором, должно быть, был даже не Бертрам, а Александр. Он-то понятия не имел о том, какие отношения у Фридриха с детьми.
Королева прищурилась, смотря на Бертрама в упор. Он остановился напротив окна, и солнце, внезапно показавшееся за плотным стеклом, вдруг обдало его светом, превращая белые стены комнаты в ослепляющее оружие. Эльза вспомнила их долгие и неловкие беседы в Лунном дворце, вспомнила бесконечную болтовню о всяких глупостях, вспомнила нескончаемые бокалы вина из самых разных фруктов… Он думал, что Эльза добровольно сдастся в его руки, и сбежит с богатым мужчиной на край света, как в глупых, но популярных девичьих романах.
Злость захватила ее.
Даже Эльза, изолированная от светского общества, всегда знала, что положение ее диктует определенные правила, нарушать которые категорически нельзя. Даже Эльза, правившая не так долго, понимала всю шаткость своего положения. Неужели взрослый мужчина, отец семейства, наследник… Неужели он не стал заботиться о репутации своей семьи и страны?
– Когда мы объяснимся ему, – ответил Бертрам после долгой паузы. – Он все поймет. Эльза, поймет.
– И как же мы объяснимся? – с усмешкой спросила королева.
Мужчина снова опешил. Видно было, что слова подбираются крайне тяжело, и губы его точно немеют под ее колким взглядом, под ее жадным, под напористым взглядом королевы. Эльза терпеливо ждала, не подгоняя его. Теперь беседа доставляла ей удовольствие: неловкость принца, подводные камни его плана забавляли Эльзу до жути, до мурашек и дрожи.
– Мы скажем, что любим друг друга.
– Боюсь, что я этого никогда не скажу, – ответила девушка.
Она держалась вежливо и холодно, как принято на светских балах, но внутри Эльза трепетала от гнева, от страха и от обиды. Как плохо она разбирается в людях. Бертрам понравился ей в первые недели знакомства, и будь он мудр, так мудр, каким может казаться… Если бы мужчина смог держать свои чувства под контролем, жить своей жизнью, о, королева смогла бы стать ему хорошим другом.
Но не теперь, когда презрение ее достигло пика.
– Я знаю, что ты не в себе, Эльза, – ответил он с той же раздражающей улыбкой. – Знаю, что ты напугана и растеряна, что ты не знаешь, что говоришь.
Но Эльза говорила только то, что думала. И мысли эти не поменяются, стоит обстоятельствам перемениться. Девушка, должно быть, одарила Бертрама злобным взглядом, ведь тот отшатнулся, словно его ударили прямо в широкую грудь. Свет в окне горел ярко, и королева решила, что проснулась в разгар светлого дня. Она хотела бы узнать, сколько дней прошло после коронации, но… Ведь для этого ей придется спросить у Бертрама, заговорить с ним.
– Вы бесчестный… Мерзавец, – шепнула она.
– Я люблю тебя, Эльза, и готов ждать, сколько потребуется… – сказал он, удаляясь. Эльза решила, что беседа кончена, но Бертрам остановился, открыв перед собой дверь. – Ведь я мог сделать с тобой что угодно в таком положении, Эльза. Мог воспользоваться слабостью, но не стал…